Знаковая встреча

Бледно-голубое небо, обрамленное по горизонту маленькими кучевыми облаками-барашками, предполагало приближение дня к вечеру. Парки санатория «Архангельское» давно наполнились пением и щебетанием птиц. Зелень кустов и вековых лип создавала приятную прохладу. Навстречу шли три человека. В середине шел мужчина крепкий, не высокий, на костылях, его правая нога не сгибалась. Но при этом он что-то сказал веселое и сам громче всех, заливисто засмеялся. Мне стало очень любопытно понаблюдать за человеком, отягощенным сложным недугом, и одновременно обладающим таким веселым, добрым нравом и голосом мощным, призывным, откровенным и доверчивым.

Это был Афанасий Павлантьевич Белобородов, дважды Герой Советского Союза.

Через несколько дней, следуя тем же маршрутом, я увидела Афанасия Павлантьевича отдыхающим на скамейке, рядом с ним стояли костыли.

Я быстро направилась к нему, с радостной надеждой, что непременно пообщаюсь. Увидев его близко, моей первой мыслью было: «Какое удивительное лицо!»

В этом лице – широкоскулом, с небольшими круглыми глазами – было, несомненно, что-то бурятское, что совершенно не вязалось с чистым, сочным русским говором. «Иркутская порода» определила я и сказала:

- А я ваша землячка, Афанасий Павлантьевич, с Ангары.

А.П. посмотрел на меня с нескрываемым интересом и недоверчивой улыбкой на лице, сказал:

-Ну а ты, будто бы, чаво тут делашь?

-Ну, так я вроде как тут промышляю работой – ответила я, подражая ему ангарской разговорной речью.

Он еще веселее улыбнулся и похвалил меня:

-Дотункала, значит, не забыла родные корни.

-Я, Афанасий Павлантьевич, даже во сне иногда говорю на родном наречии. Оно не забывается.

-Апосля забудется за ненадобностью, а при случае – все припомнишь.

-Я недавно смотрела фильм «Волоколамское шоссе», наверное, режиссер консультировался с вами по отдельным вопросам?

-А как, не без того. Я ведь по сих пор помню все тонкости операций.

-А где было сложнее под Москвой или при освобождении Кенингсберга? – спросила я.

-Да везде было не просто. Конечно, под Москвой труднее. Захвату столицы Гитлер предавал особое значение. Он понимал: пока Москва стоит, она вдохновляет на борьбу советский народ, и Германии не добиться победы над нами. А под послед внушал всем своим воинам, что система руководства у нас не совершенна, мол, народ разнонациональный, все переругаются, передерутся и останется только толкнуть ногой дверь и вся страна ваша.

- Да, в самом начале войны были временные неудачи для наших войск. Под натиском превосходящих сил противника, мы вынуждены были отступать. А Гитлер во всеуслышание объявил свой замысел: до наступления зимы занять Москву. Но замысел его не удался, тут он крепко обмешурился.

Помню, под городом Руза начались боевые действия дивизии. На нашу дивизию наступают две вражеские. Резерва ждать неоткуда: командарм все время повторяет: «Твой резерв – твой маневр». Стоим, держимся, как можем. И тут приходит телеграмма от Рокоссовского: «Почему не отошли на рубеж реки Истра?» А приказ то мы еще не получали и я отвечаю телеграммой: «Не было приказа. Без приказа не отхожу». Позже Рокоссовский говаривал: «Единственную телеграмму получил я в то время: «Нет приказа, без приказа не отхожу». А отходить было некуда – до Москвы оставалось сорок верст…

Помнится, приехал к нам в дивизию Жуков и Рокоссовский. В тесной землянке холодно, нет дров. «А что вы не выползете, вон через поле стоит поленница дров?».

-Да мы уже ползали туда, - ответил молодой сержант, тоже думали дрова.

-А что там? – спросил Жуков.

-Уложены труппы немцев в поленницу, а сверху эти труппы снегом припорошило, вот и похоже на поленницу.

И вспомнилась мне та холодная зимняя ночь. Было это в деревне Желябино, где располагался штаб дивизии. После двух бессонных, до предела напряженных ночей я прилег немного отдохнуть. Вдруг слышу, кто-то тормошит меня. Открыл глаза: адъютант.

-вставайте, - говорит, - приехали командующие фронтом и армией.

-И вот спустя много лет, продолжил Афанасий Павлантьевич, узнав причину приезда Жукова и Рокоссовского в нашу дивизию, я еще раз убедился, что в те тяжелые дни в Ставке хорошо знали обстановку не только в полосе обороны армии, но и даже в таком звене, как дивизия.

- Но особенно тяжелые бои в полосе наступления 9-й гвардейской дивизии были 16 и 17 декабря, когда враг предпринял отчаянную попытку задержать наше наступление и выиграть время для организации обороны. Вот тогда 131 стрелковый полк под командованием Докучаева Н.Г. поразил противника неожиданностью боевых приемов, новизной решения задачи. Погода стояла лётная. Вражеские самолеты превосходили численностью наши. Это вынудило нас сократить размах дневных боев и активизировать боевые действия ночью. В пять часов утра, когда мы с группой работников штаба и полковым комиссаром прибыли сюда, уже шла подготовка к третьей атаке. Докучаев предложил план атаки: силы полка разделить на части. Разведчики и лыжный батальон должны зайти с тыла, один стрелковый батальон перережет дорогу Телепнево-Дергайково, а часть сил должна разыграть лобовую атаку, чтобы противник видел, что мы не изменили плана. Потом атакуем с тыла, и враг будет вынужден устремиться по дороге на Дергайково. Тут мы его вместе и докончим. План Докучаева был одобрен. Через час началась лобовая атака. Артиллерия увеличила темп огня. В тылу противника раздались выстрелы: это наши лыжники атаковали их с тыла. Фашисты заметались. Напряженный и кровопролитный бой шел несколько минут. Затем, как и предполагалось, наступил спад. Противник, беспорядочно отстреливаясь, начал отходить на Дергайково. Полковник Витевский на вопрос, сколько потребуется времени, чтобы отправить оставшуюся у нас роту 17-й танковой бригады наперерез противнику, ответил, что хватит 10-12 минут. Только дайте команду!

Из-за облаков вышла луна, осветив все поле боя. Все четыре наших танка поравнялись с пехотой, устремились на противника, который дрогнул и побежал. Этим воспользовались подразделения полка и с ходу овладели Дергайковом. Все это произошло настолько быстро, что враг не успел сжечь селение. Это было уже исключением из его правил. Нас это радовало: есть куда деваться вернувшимся жителям.

Идя вслед за наступающими подразделениями полка, мы видели, как велики потери фашистов. Дорога на Дергайково, ее улицы были буквально усеяны трупами вражеских солдат и офицеров. Здесь же валялись разбитые орудия, автомашины и другая боевая техника врага.

Ну, пора идти харчевать. Я как-то опаздывать не привык.

Он приподнялся, я посуетилась и подала ему костыли.

- Ну, покудова. Потом еще встренимся, так погутарим.

Он опёрся на свои помочи-костыли и медленно, но уверенно пошел к корпусу.

Я смотрела вослед на этого крепкого, пропитанного крестьянским духом человека, и понимала, что ни почести, ни болезни, ни военные трудности не ослабили его сибирского характера, не лишили сердечности, чуткости к людям, огромной и верной к ним любви, которая двигала им в суровых, нещадных, бесчисленных битвах столько лет!