Мечтатель, изобретатель, созидатель - ХранителиРодины.рф

В сентябре 2019 года Воткинский завод отметил 260-летие со дня основания. К этой дате в Музее истории и культуры Воткинска открылась выставка под названием "Мечтатели, изобретатели, созидатели". Часть экспозиции была посвящена Владимиру Геннадиевичу Садовникову. Этот человек возглавлял Воткинский машиностроительный завод с 1966 по 1988 годы, был дважды удостоен звания Героя Социалистического Труда. С именем Владимира Геннадиевича связана целая эпоха в жизни завода, да и всего Воткинска. Он – Человек-легенда. В фондах Музея истории и культуры Воткинска хранятся документы и фотографии Владимира Садовникова, воспоминания ветеранов отрасли машиностроения. Последние особенно ценны, поскольку характеризуют не только отдельного человека, но и целую эпоху.

25 января 2020 года Владимиру Геннадиевичу Садовникову исполнилось бы 92 года. Этот человек возглавлял Воткинский машиностроительный завод с 1966 по 1988 годы, был дважды удостоен звания Героя Социалистического Труда. С именем Владимира Геннадиевича связана целая эпоха в жизни завода, да и всего Воткинска.



Каким он был человеком и руководителем? Вспоминаем вместе с Лилией Михайловной Яйцовой, которая в течение последних восьми лет жизни Садовникова работала его секретарем.



Вас вызывает директор!

Я работала в 120 отделе, секретарем у Юрия Аврамовича Черткова (к сожалению, несколько лет назад его не стало). Работа мне нравилась, уходить я никуда не собиралась. Но однажды, вернувшись с совещания, Юрий Аврамович сказал, что меня вызывает к себе Садовников. Я тогда не на шутку испугалась и стала судорожно вспоминать – что ж такого я натворила, что меня требует к себе САМ? Может, где-то сказала что-нибудь не то – времена-то были строгие, режим секретности очень серьезный. Даже в телефонных разговорах требовалась большая осторожность – к примеру, сказать «ВЧ» (высокочастотная связь) было нельзя, никаких рабочих терминов использовать тоже было нельзя – за этим строго следили. Но вроде бы никакой провинности за мной не числилось.

Назначено мне было на шесть вечера. Захожу в приемную, там сразу с вопросами – что случилось? Я в недоумении пожимаю плечами. Вхожу в директорский кабинет, здороваюсь и вижу, что мое личное дело лежит на столе Владимира Геннадиевича. Я еще больше разволновалась. Директор стал задавать мне жизненные вопросы, и вдруг резкий переход: «А Вам не надоело работать в ОКБ?» «Да нет, говорю, все хорошо, работа мне нравится…» И тут он сказал, что его секретарь уходит на пенсию и предложил мне занять это место. При этом добавил: «Но времени на раздумья я вам не даю». Это был его стиль как руководителя, но я тогда об этом еще не знала. Предложение, конечно, очень заманчивое – и работа интересная, и зарплата выше на 15 рублей (в то время это считалось значительной прибавкой), но у меня на руках был маленький сын, а муж часто ездил в командировки. Поэтому я засомневалась – стоит ли соглашаться? Сказала об этом Владимиру Геннадиевичу. На что он ответил, что уже выяснил – на больничном я бываю не чаще, чем раз в год. В общем, окончательного ответа я не дала. А на следующий день звонок в отдел: «Лилия Михайловна, вы почему до сих пор не на рабочем месте?» Я пыталась объяснить… В ответ услышала только одну фразу: «В двенадцать часов вы должны быть на рабочем месте». И ровно в двенадцать, ни минутой позже, я уже сидела в приемной Садовникова. Первые две недели мне было очень тяжело, очень. Спасло то, что Владимир Геннадиевич был выдержанным человеком и терпеливо пережидал мой адаптационный период. Никогда я не слышала от него ни одного непечатного выражения, но если он сердился, у него делалось такое лицо, что хотелось сквозь землю провалиться!



Вы уволены!

Конечно, Владимир Геннадиевич был человеком очень требовательным – и к себе, и к другим. Да, мог накричать, пригрозить увольнением, не выносил малейшего проявления халатности в работе. И вместе с тем он был необычайно справедливым: если оказывался в чем-то не прав, вслух этого не признавал, прощения ни у кого не просил, просто, если выяснялось, что вины человека в случившемся нет, вел себя с ним по-прежнему ровно. И хвалить не хвалил – для него самого выкладываться на работе полностью было нормой, того же директор ждал и от других.

Был такой случай. Владимиру Геннадиевичу надо было срочно уехать в Ижевск, и он попросил меня предупредить всех руководителей, что совещание отменяется. Я выполнила его поручение. Но не смогла найти только заместителя по сельскому хозяйству Геннадия Алексеевича Краснова – хозяйство у того было большое, застать его на одном месте сложно. Передала сообщение Альфие, секретарю Краснова. И вот когда Садовников уже выходил из кабинета, в дверях столкнулся с Геннадием Алексеевичем – секретарь, видимо, забыла сказать об отмене совещания. Садовников был разгневан: «Что вы тут делаете? Почему не на месте? Два часа рабочего времени впустую потратили!» Краснов опешил: «Я приехал на совещание». Директор вызвал меня, я в ужасе, ничего объяснить не могу. Уходя Владимир Геннадиевич велел нам обоим – мне и Краснову – написать заявления об увольнении. Геннадий Алексеевич писать ничего не стал и уехал обратно в совхоз. А я написала объяснительную. На следующий день пришла на работу и не знала чего ждать. Садовников меня вызвал и спросил: «Что это вы тут мне положили?» - «Это объяснительная». – «Выбросьте ее в корзину и соедините меня с Красновым». Все! Больше Садовников об этом случае не вспоминал ни разу.



Его надломила поездка в Америку

И все же ни черствым, ни бездушным Садовников не был. Мог и пошутить кстати, и анекдот рассказать, расспросить о семье и о здоровье. Восьмого марта и в день рождения я, приходя на работу, всегда видела цветы на своем столе. Владимир Геннадиевич каждый день бывал в цехах и отделах, разговаривал с рабочими. Как они его уважали! Знали, Садовников всегда выслушает и сделает все, чтобы помочь. А к нему шли люди с самыми разными просьбами – нужна квартира, холодильника нет (тогда ведь много не было в свободной продаже), ребенка надо устроить в ясли и так далее… Прежде чем принять кого-то, он собирал максимум информации – какая семья, как человек трудится. И помогал, чем мог. А сам, кстати, был очень скромен в быту.

Как руководитель, Владимир Геннадиевич, был чрезвычайно дальновидным. Что мешало ему в 1966 году, когда завод занялся ракетостроением, свернуть все остальное производство, которое тогда представлялось уже чем-то побочным? Однако он этого не сделал. Остались и станки, и стиральные машины. И время показало, насколько он был прав.

Из поездки в США Садовников вернулся сильно разочарованным. Он всегда был уверен, что наш завод – лучший не только в стране, но и в мире, с самым современным и передовым оборудованием. То, что он увидел в Америке, поколебало эту веру. И это он перенес болезненно.

О своей болезни Владимир Геннадиевич не говорил. Но когда его положили в московскую клинику, стало понятно, что дело серьезное. Директор сильно похудел, осунулся… У него появилась дрожь в руках, но он всячески старался скрыть это – не хотел, чтобы его видели слабым, чтобы сочувствовали за спиной. Даже бумаги подписывал, когда оставался один в своем кабинете.

О его смерти я узнала не сразу – меня не было в городе. А когда вернулась, его уже похоронили. Это был шок. Я тяжело пережила его смерть. Теперь, бывая на могиле Владимира Геннадиевича, всегда благодарю Бога, что он подарил мне возможность работать с ТАКИМ ЧЕЛОВЕКОМ! Те восемь лет – одни из самых лучших, интересных и насыщенных в моей жизни. Кто был знаком с Владимиром Геннадиевичем, знают, каким удивительным, ярким, незаурядным, умным, эрудированным и обаятельным был Владимир Геннадиевич Садовников.















Комментарии