Золотые россыпи баргузинской тайги - ХранителиРодины.рф

Сибирь, Забайкалье, Баргузинская тайга! Край богатый и суровый. Зимы холодные, а лето знойное. В тайге обитают лось, кабарга, заяц-беляк, соболь, бурый медведь, бурозубка, черношапочный сурок, рябчик и многие-многие другие звери и птицы. Долгое время громадная и дикая Сибирь, с её несметными богатствами, манила к себе и пугала, но ни снежные бури, ни недоступные горы не смогли удержать тех, кто жаждал взять эти богатства. Далёкий XVII век. Один за другим продвигались в глухие и необъятные места Восточной Сибири отряды «служивых людей». С разных уголков мира тянулись на окраины Российской империи, в глубины Сибири искатели приключений и, конечно, богатства.

Сразу же после присоединения к ней Сибири в 1584 году, Иван IV «Грозный», создал Государственный приказ «Каменных дел», который должен был заниматься разведкой и разработкой полезных ископаемых, в том числе и в Сибири. Перед всеми русскими землепроходцами ставилась задача открывать месторождения полезных ископаемых и выведывать у местных подъячных людей сведения о «...золотых, серебряных и медных рудах и всякого цветного узорчатого камня».

Местные жители, буряты и тунгусы - непревзойдённые знатоки своего края, оказались для первопроходцев самыми надёжными источниками необходимых знаний. Они, в подавляющем большинстве случаев, и сообщали о наличии, в том или ином месте, железной, медной, оловянной руды, залежей свинца, глины, участков деловой и ценной древесины, указывали места проживания пушного и иного зверя и птицы, пригодной для возделывания земли, сенокосов и рыбных тоней, а в первую очередь, серебра, золота или драгоценного камня, ведь Российская империя всегда стремилась иметь собственные источники золота, серебра и дорогих камней.

Яков Давидович Фризер



Лето 1862 года выдалось знойное. Одним из сотни каторжан, шел этапом еврей-фальшивомонетчик:  хитрый, ловкий и пронырливый осужденный, Ицко Абрамов, «...имевший вид» в среде «злочинцев». И так-же, в этой партии шёл и крещёный еврей Герасим Малых. Ицко и Герасим в пути сдружились. Среди каторжников был разный люд, осуждённый за разные преступления, но сблизил Ицко и Герасима дух авантюризма и смелость. Оба были предприимчивые «хитрованы», с неизбывной мечтой - «забогатиться», а для такой мечты все средства хороши. Ицко был осужден на вечную каторгу в тюрьму Петровского Завода, а Герасим шёл на поселение в Иркутскую губернию. Среди прочих каторжников был осуждённый за мелкую провинность- «карман», некий ДавидФризер, шедший на поселение  вместе с Герасимом

«...Чтобы убить время во время ночёвки, мы играли в самодельные карты. Конвойные - местные буряты, не говорили по-русски, но мы нашли в тот раз с ними общий язык. На спрятанные от тюремного начальства деньги, мы послали конвоиров за водкой, да они и сами были не прочь выпить. Шёл дождь, юрта промокла, нас в юрте набилось 8 человек. Болтали, пили водку и играли в карты. Я ещё в пути приглядел Давида Фризера, который весь наш путь собирал кузнечиков и бабочек. Фризер шел на простое поселение, а мне очень не хотелось помереть на вечной каторге. В моей голове

созрел план. Подсел я к нему, разговорился, налил водки, а потом и предложил: «А сыграй-ка, мил-человек, с нами в картишки! Денег нет? Тогда условия просты - проиграешь - отдашь мне своё имя, а я тебе - своё.»- стукнули по рукам, выпили по стаканчику водки и пошла игра...»

Так описывал эту историю будущий золотопромышленник и капиталист, меценат и домовладелец, купец второй гильдии города Верхнеудинска Давид Фризер.

Надо сказать, что игра в карты, в то время, приравнивалась к тяжелым преступлениям и жестоко каралась. Замеченных в игре в карты, на первый раз полагалось бить кнутом, а в следующие разы - отрезали левое ухо, затем уже сажали в тюрьму на 2 года, а после  отправляли в кандалах на тяжелые

работы. А уж если ловили и в четвёртый раз, то «...казнили  смертию».

Однако, эти законы, большей частью, касались только простого люда. Известно, что Александр Меньшиков - правая рука Петра Великого, очень любил «...забавляться в карты». Играли и другие сподвижники Петра. В этих играх, в азарте, проигрывались не только большие суммы, но и дворы, деревни, люди, честь, казённые средства и имущество. Именно это и вызвало к жизни указ Петра I от 1717 года «О запрете играть на деньги и

всякий интерес». Однако, и он не смог остановить развитие этой азартной игры. Повторный указ издает императрица Анна Иоановна в 1733 году, а следующий указ издаёт, незадолго до своей смерти, дочь Петра I, императрица Елизавета Петровна, сама, кстати, очень любившая играть со своими приближёнными. Она издала указ о разделении карточных игр на азартные - запрещенные, и «разрешительные».Там было указано, что «… во всякие азартные в карты, то есть в фаро, в квинтч и тем подобныя и в прочие всякого звания карты, на деньги, на вещи никому нигде ни под каким видом и предлогом не играть!...», но при этом следовала любопытная оговорка: «...исключая во дворцах Её императорского Величества апартаменты.».

Изобличённых в такой игре, а также хозяина дома, где проходила игра, и людей, дававших в ссуду деньги, подвергали большому штрафу. Причем одна часть штрафа шла на «гошпиталь», другая - на содержание полиции, а ещё две части - доносчику. Играли тогда картами, главным образом, французского и немецкого производства, в большом количестве ввозимые в русские земли. Однако, есть любопытный исторический факт, что в 1858 году комиссия Парижской всемирной выставки отметила, что выделка русских карт «...доведена до высшей степени совершенства».И, вскоре, русские карты, неоднократно получавшие дипломы и высокие награды, выпускаются в России «...более чем 12 миллионов карт в год».

В царствовании Екатерины II, и окончательно при Александре I, была введена государственная монополия на производство игральных карт. Доход от

производства карт шёл на содержание Ведомства Императрицы Марии, опекавшее детей-сирот. Производство карт было развёрнуто на казённой Александровской мануфактуре, при которой с 1819 года стала работать Карточная фабрика.

Отличительной особенностью русских игральных карт, являлся их самобытный дизайн, выгодно отличавшийся от колод европейских карточных фабрик. Темы рисунков королей, дам и валетов зачастую отображали события современной культурной жизни Российской империи. известная колода «Русский стиль», была создана в 1911 году по мотивам национальных костюмов в ХVII века, показанных во время известного

«Исторического бала» в Кремле. Прообразом червонного короля послужил сам российский император Николай II, а

червонной дамы – императрица Мария Федоровна. Однако, самыми массовым и

популярными, на протяжении уже более 150 лет, остаются карты «Атласные».

Рисунки этих карт были созданы в 1862 году академиком живописи Адольфом

Шарлеманем. Колоды третьего сорта, печатались на газетной дешевой бумаге и

имели простой рисунок. Колоды второго и первого сорта, которые уже имели более

яркие рисунки и печатались на бумаге хорошего качества. Ну, и были колоды

высшего качества, красочно на прекрасной «атласной» бумаге. Именно они и были

названы «Атласными». Колоды с золотым тиснением производились для высших

сословий. «Он приятный игрок» - такая похвала была в то время достаточна, чтобы

благоприятно утвердить человека в обществе. Карточная игра имеет свой особый

род остроумия и весёлости, свой специфический юмор, с различными поговорками и

прибаутками.  Появился и особый жаргон,

на котором объяснялись профессиональные игроки и, конечно, карточные

шулера.  Остановить игроков законом не

предоставилось возможным и азартные игры не прекращались ни при каких

императорах. Порой «метали банк» и в дворцах и в избах, с одного утра до

другого. Был, конечно, и особый «карточный» кодекс чести.



«...Среди нашего

этапа было много осужденных за игру в карты и 

игра была обыкновенным для нас задельем. И вот я объясняю Фризеру,

который не знал, как ставить карту: «Это очень просто - выдерни из своей колоды

наудачу какую-нибудь карту и клади её на стол, а на неё клади сколько хочешь

денег. Я из другой колоды буду метать карты в две кучки, тебе и мне, а когда

такая, тобою поставленная карта, выйдет на мою сторону, то я беру твои деньги,

когда выпадет на твою, то ты получаешь от меня столько же, сколько ставил на

свою карту...».



Сторона банкомёта в

этой игре была правая, а сторона понтёра - левая. Конечно, как только игрок

брал карты в руки, сразу был виден навык, его принадлежность к клану «своих».

Денег у Фризера не было, поэтому-то и сыграли Ицко Абрамов, с достаточно

опоённым водкой Давидом,  «по

договоренности» - на имя. Навыков игрока у Давида Фризера не было и «...он

моментально проиграл мне своё имя, а под утро мы попадали все пьяные спать.»



Рассвело, мошкара

облепила лицо и совершенно искусала истёртые в кровь ноги.



Проигравший Давид

Фризер, а теперь вечный каторжанин Ицко Абрамов, конечно, был ночью изрядно

пьян и мало понимал, что делает. Вернуть же после отрезвления своё имя ему не

позволял не сколько утвердившийся среди уголовников «долг чести», а более того

припрятанный не известно где «белый» нож, а то и болотный омут.



 «… вот так я и стал Давидом Фризером, который

конвоируется на поселение. 25 июля 1862 года я и Герасим Малых, с 38-ой

арестантской партией, прибыли в Иркутск. Меня отправили в поселок Керенка на

реке Лена. Жил на поселении с тёткой, у которой и батрачил, …, «шуры-муры»

завёл с ней, она мне водочки, а я эту водочку постояльцам еёшним и продавал,

опаивал их, а потом карманы их шарил, деньжат уже немало накопил. А как-то раз

у неё остановились на постой старатели. Пьяные они развязали свои языки,

болтали про золото, а у одного из них  я и

впрямь увидел золотишко. Дождавшись, когда старатель уснул в пьяном угаре, я

залез к нему в полу сюртука и вытащил полный кисет рассыпного золота. Ушел я в

тайгу, спрятал под большим валуном кисет, прикрыл мхом и вернулся домой, где

громко храпели пьяные в стельку старатели. В избе стоял смрад из портянок и

перегара. Под громкий храп я пырнул ножом прямиком в сердце хозяина золотишка,

а окровавленный нож сунул в руку спящему рядом соседу, старателю, у которого я

так же увёл и его кисет с золотом, а потом спрятал этот нож к нему под подушку.

Утром я заявил об убийстве хозяюшке, а та побежала заявлять в управу. Этого

старателя арестовали и после он был осуждён на вечную каторгу. Россыпное золото

я продал намного позже, на эти деньжищи я и приобрел прииск на Каролоне...»



С этого кровавого

следа и началась история семьи  героя

нашего повествования, золотопромышленника Давида Фрезера, домовладельца и

владетеля «золотой тропки» в Санкт-Петербург, верхнеудинского купца II гильдии,

мецената и благодетеля.



«...Открытие приисков

в Тулдуне и в Каралоне породило настоящую «золотую лихорадку». Дела мои шли

хорошо, приглядел дочь купца Новомейского - Ципу- в жены. К тому времени я уже

был богат и был уже купцом II

гильдии и мог себе позволить жениться на купеческой дочке. Сговорились с купцом

Новомейским сразу, да и Ципа дала свое согласие. Ципа была молода, красива и я

по-настоящему в неё влюбился. С ней я совершенно изменил свое отношение к

жизни, стал заботливым мужем и постепенно принял облик нормального человека. В 1869

году у нас родился сын Яков, а потом и доченька Сара. Вскоре я стал болеть,

потому как годы арестантской жизни давали о себе знать. Подросший Яков стал

служить на наших приисках, работал служащим и был незаменимым помощником мне и

жене, которая не покладая своих рук и сил трудилась на наших приисках. Ципа

сама ходила в разведку, вела хозяйственные дела и, в общем-то, очень умело

управлялась всем нашим хозяйством.»



Как явствует из

сохранившихся у потомков Давида Фризера записей, Ципа Новомейских, с младенческих

лет была красивая, умная, а впоследствии, образованная и обаятельная девушка.

Из милой девочки она, казалось-бы, 

превратилась в светскую барышню, но по увлечениям таковой не являлась.



«...Еще когда ей было

16 лет, она уже стала проявлять нескрываемый интерес к поискам золота. Золото

её манило, а не пугало. Она сама создавала и подбирала рудознатцев и старателей

для разведки золота и ходила во главе каждой партии. Немало было пройдено ею

трудных таежных троп. Характер закалялся и Ципа, несмотря на нежное обличие,

становилась характером как сталь. Став властной купчихой, которую побаивались

все окружавшие её люди, да в том числе и я. Да, безусловно, она была богата

слишком, все её прииски были её от начала и до конца. Это был безупречный

руководитель и владелица. С делом своим она управлялась легко и свободно с

толком и сознанием своего дела, с каждым днём приумножая капитал семьи. Она и

детей своих - Сару и Якова приучила к семейному делу. Но, если сын Яков с

детства приучился трудиться, то его сестра Сара была полной противоположностью.

Она росла в роскоши и никто ей не препятствовал наслаждаться семейным

богатством...»



Сара с детства любила

играть золотыми самородками и ни чего другого не хотела возле себя видеть. По

свидетельству современников, она была «принцессой». Утонченные черты лица,

грация тела, лебяжья походка - «...красота с головы до пят». И она знала цену

своей красоте. Как не приучала её грозная матушка Ципа Фрезер к семейному делу,

она как бы и не слышала даже мать. Сара рассуждала так, что, в совершеннейшем

соответствии тогдашней светской моде, она «...рождена для любви и красоты».

Весь дом мог ходить ходуном, когда Сара вдруг обнаруживала, что что-то не так в

её внешности. Вся прислуга сбивалась с ног, что бы ей угодить, а когда Сара становилась,

всё - таки, довольна своей внешностью, в доме Фризер наступал покой.



Раз в неделю Сара

спускалась в подвал, где находилось все сокровища семьи. Она входила в

«...обложенную камнем кладовую с высоким сводом», где были собраны все семейные

драгоценности золотопромышленника Давида Фризера. Можно себе представить, как в

тусклом свете пламени свечи, играли, сверкали огнём и переливались, драгоценные

камни: и словно волшебная сказка врывалась в сердце Сары. Может быть, что

именно так и не было, но так хочется добавить несколько красок к этому духу

богатства и роскоши, царившем в сердцах семейства Фрезер. О, Мир камня!

Необозримый. Сказочно интересный. Во многом засекреченный, во многом

таинственный, и даже мистический…



Сара, в своих записях

рассуждала:«...Вся неживая природа выступает перед нами в каменном обличье. У

каждого камня своя, порой очень сложная и необычная биография. Зелёное

диво-изумруд. Он способен обострить ум и спасти от тоски, он камень мудрости и

надежды, избавляет от бессонницы и продлевает жизнь. А еще изумруда боятся

змеи. Почему? Оказывается, ежели перед змеёй подержать изумруд, то из глаз её

польется вода и она ослепнет. Вот сапфир. Он придает человеку скромность и

целомудрие, охраняет от страха и гнева...» 

Всё о камнях рассказывала Саре мать - Циля Фрезер, когда они вместе

спускались в семейную сокровищницу. «...Сапфир - звёздчатый и почитается как

символ веры, надежды и любви. Агат защищает от 

«дурного глаза», а сардоник – от неверности и лжи...» Алмаз - любимый

камень Сары, на него она могла любоваться часами и мечтать.



Натуральные,

необработанные алмазы совсем не имеют того вида, какой они приобретают после

огранки. Свет внутри кристалла преломляется в радужный спектр. Правильно

огранённый бриллиант играет и фиолетовыми и красными лучами, отражая падающий

на него свет. Из него возникают яркие световые искры и радужные переливы.  Этот камень настолько твёрд, что разбить его

нельзя. И вот, как представляется, наигравшись и насладившись вдоволь

камушками, Сара открывает сундук или ларь, доверху наполненный кожаными

мешочками шлихового золота, Сара пересыпает из ладошки в ладошку золотой песок,

разглядывает самородки. Здесь, вот в этих сундуках, её приданое. Взглянув на

них, Сара, еще недавно думающая только о своей красоте и о любви, вздыхает и

думает: «Это вот это всё моё... А ведь мне, пожалуй, и замуж пора...».



А этому моменту так и

хочется придать немного романтизма: «...Сара раздумчиво поднималась по прямой

лестнице с медными перилами, застланной красным ковром. Тень её скользит по

высоким стенам, отделанными под мрамор. Внизу, в гостевой, в задрапированной

парчой кадке, стоит огромное фикусовое дерево, его широкие листья касаются

бархата портьер. С двух серебряных канделябров свисают на цепочках горящие

фарфоровые шары-светильники. Слышится только тиканье больших часов, стоящих на

другом конце вестибюля, под развешанным на стене оружием и пение певчей

канарейки, давеча выписанной из самого Санкт-Петербурга и её медленные шаги.



На пороге залы,

появляется лакей и  проводит Сару в кабинет

её старшего брата Якова. В колыхающемся свете свеч видны два несгораемых шкафа,

на стенах навешаны полки, заваленные папками с докуметами, справочниками и

книгами по геологии. Яков сидит за столом, изучая дела своих приисков. Слегка

подняв взгляд на Сару, не отрываясь от своих дел, он сообщает, что завтра её -

Сару- придут сватать, что уже он дал, вместо отца, своё согласие и обсуждать с

ней ничего не будет. «Если бы он сказал это вчера»- думает Сара, - я, пожалуй,

совершенно расстроилась бы. А сегодня? Да, сегодня я поняла - я готова к

замужеству. Не век-же копиться моему приданому!»



Может быть и, скорее

всего это произошло не так, но так хочется побаловать читателя ироническими

художественными отступлениями от довольно прозаичной и угрюмой ткани бытия

золотопромышленников из забайкальской глухомани.



«...Теперь всё вот

это - родительский дом, учёба, моды и фикусы - провинциальная претензия на

светский шик- больше её не волновало и не было никакой особой разницы кто будет

её жених. Сара и не интересовалась - ей это стало не важно и, поэтому

неинтересно. Она знала, что жених обязательно будет из купцов, богатый, как и

она сама, и образованный может и поболее, чем она. Ещё раз вспомнив о кладовой

и полных ларях, с облегчением вздохнув, походкой лебёдушки отправилась в свой

будуар. Нисколько волнения. Её все устраивало...»



Так, ну или примерно

так, явствует из документов, дневников и бесед, которые провёл автор, с

уставшей старушкой, по имени Евстолия Алексеевна  Малых-Фризер, еще в 80-х годах прошлого века

и прошлого тысячелетия, в комм однокомнотной 

квартире, в центре железнодорожного района города Улан-Удэ.



    ЯКОВ Д. ФРИЗЕР.



Из дневников

досточтимого верхнеудинского купца I-й

гильдии Якова Фризера, сына Давида Фризера - золотопромышленника и бывшего

фальшивомонетчика Ицко Абрамова, выигравшего себе имя и свободу в карты, а

богатство - через убийство и навет.



«...После долгой и

продолжительной болезни и смерти отца Давида в 1881 году, я принялся управлять

семейными приисками наравне с матушкой и занимался организацией поисковых

работ. В 1898 году начал открывать новые разработки на Каролонских приисках.

Моя матушка Ципа Хайкелевна, записана была в Баргузинское купечество второй

гильдии. Я с одиннадцати лет помогал матери в делах золотопромышленности, и с

четырнадцати лет уже занимался семейным делом очень серьёзно. Моя сестра

Серафима (Сара - прим. редактора) была младше меня на 3 года, и поэтому,

без отца, приходилось работать вдвойне.



Развозной торговлей я

занимался то же и подправлял это капиталом с дел приисков. С 1889 года была

начата настоящая добыча золота. Вместе с купчихой Х. Хотимской взяли два

прииска в аренду в Баргузинском округе - «Петровском» и « Ново-Ивановском».

Затем я единолично арендовал прииски у различных владельцев, чьи дела шли неважно,

в том числе и у Забайкальского товарищества...»



Результатами работы

Давида, Цыли Хайкелевны и их сына Якова Фризера было более 40 приисков. А

самыми богатыми и золотодобывающими участками Каралонской группы были прииски

«Рифовский» и «Фризеровский».



Наибольший расцвет

добычи золота отличается в 1906-1910 годах. У Якова Давидовича Фризера работает

около пятисот человек, добывающих в среднем 400-500 кг золота за промышленный

сезон, т.е. один килограмм на одного человека! Объектами отработки являлись, в

основном, русловые россыпи Каролона, Каменного Самокута. Какой либо механизации

при разработке россыпей не применялось. Россыпи обрабатывались вручную ямным

способом или открытыми разрезами, со среднем содержанием золота не менее 5-6

грамм на 1 кубический метр породы. Но с 1915 года добыча золота падает. В связи

с мобилизациями на войну закрываются прииски, старатели выходят их ключей,

оставляя в забоях и отвалах богатое содержание золота.



    НОВОЕ ВРЕМЯ



И вот 1917 год.

Своротилась со своего постамента Российская империя и начались нежданные и

бурливые, как горный ручей, годы строительства первого в мире государства

«социальной справедливости и классового равенства». 



Законы,

регламентировавшие деятельность горных предприятий, после Февральской

революции, постепенно утратили свое значение. В тайге восторжествовало

беззаконие. Пришедшее на смену царю Временное правительство не могло, да порой

и не хотела обращать внимания на то, что находилось за пять тысяч верст от

них. 



После Октябрьской

революции, представляя для себя её последствия, были оставлены  частные,и не только золотые, промыслы и их

хозяевами.



Яков Фризер, собрав

добытое на своих приисках и не сданное государству в 1917-18 годах золото,

что-то около 10 тонн (!), зимой, погрузив на подводу с санями лишь две тонны, и

спрятав остальную его часть в тайник, двинулся в путь через Витим на Читу, а из

Читы далее - в Харбин. Дальше путь его лежал, по планам, из Харбина прямиком в

Америку. Тайник-же был засыпан, замаскирован, а его координаты были зашифрованы

в записях самим Яковом Давидовичем Фризером. Но все сложилось не так, как он

хотел и планировал. Однако, вернемся к этому моменту чуть позже.    ГЕРАСИМ МАЛЫХДинастия

потомственных Почётных золотопромышленников Малых, представляет интерес ещё и

потому, что в биографии этой семьи, как в зеркале отразились исторические

события всей страны, в этой семье, одни дети стали успешными купцами и

предпринимателями, а другие революционерами, соратниками зачинателя

революционного движения Г.В. Плеханова и вождя мирового пролетариата В.И.

Ленина.Основателем династии

баргузинских золотопромышленников Малых, является тот самый одноэтапник

новоиспечённого Давида Фрезера, крещёный еврей Герасим Осипович Малых,

осуждённый царём- батюшкой за карманные кражи и сосланный на поселение в с.Урик

Иркутской губернии.Свой первый капитал

он заработал на извозе товаров по приискам, а потом уже на этот капитал и

приобретал эти самые прииски в золотоносном Баргузинском уезде.Судьбы Герасима Малых

и Давида Фризера соединились еще со времени, когда они шли этапом в глухую

Сибирь а потом оказались вместе, с помощью карточного шулерства в промокшей

юрте, на поселении в Иркутской губернии. С этих пор они занимались одинаковыми

делами, помогали друг-другу и стали оба купцами «второгильдейцами»,

золотопромышленниками, меценатами и благодетелями.



















Герасим держал в селе

Урик Иркутской губернии транспортную контору, нажил состояние, построил

мельницу и церковь для жителей села, школу и Вознесенский мужской монастырь.

Этим Герасим Малых заслужил звание Почётного крестьянина села Урик. Известно,

что он содействовал «декабристам», живущим на поселении -  в частности, Никите Муравьеву. Упоминает об

этом в своих воспоминаниях дочь декабриста Н. Муравьева - Софья Бибикова.КРАЙ СУРОВЫЙ, НО

ПРЕКРАСНЫЙ В Баргузинской долине, краю суровом, но

прекрасном жило и благоденствовало 

многочисленное общество  купцов, а

среди них и две известных нам семьи Фризер и Малых.Сын Якова Давидовича Фризера - Михаил Фризер,

внук фальшивомонетчика и убийцы Ицко Абрамова, выигрывшего в карты имя Давида

Фризера, наверно был больше в деда и совсем не похож на отца. Был он такой же

хитрый и пронырливый и ростом так же не высок, но широк в плечах и приземист.

Михаил казался  спокойным и воспитанным,

но внешность его была обманчива. За личиной скромного воспитанного молодого

человека скрывался алчный, жадный, порою добрый, но чаще злой, порой даже и

психопат, и «...дюже расхлябанная личность. Любил порой и выпить и

покуражиться, но отцу помогал, отец его Яков Давидович, дед мой, был строг и не

допускал иждивенчества».















Семьи эти, Фризер и Малых, ввиду дружбы их

основателей Давида и Герасима, стали не только дружны, но и объединились в  одну большую семью. У Якова Давидовича

Фризера был сын Михаил и дочь Дебора, а у Петра Алексеевича Малых- сын Алексей

Петрович Малых.    АЛЕКСЕЙ И ДЕБОРА И вот север Баргузинской тайги, 1917 год.

Молодой Деборе Фризер четырнадцать лет, а опытному поисковику Алексею Малых -

двадцать один.«...С прииска «Григорьевского» отправилась я

с партией разведки на поиски золота в верховье ключей Малый Ягент, впадающий

справа по течению в реку Париму. Разведку проводил Алексей с крестьянами.

Золото в ручьи попадает со склонов, лёгкая порода водой выносится, а золото, в

силу своей высокой плотности, проседает через песок и гальку, скапливается и

образует золотоносные россыпи. Ручей нужно выбирать небольшой длины, до 10

километров. Это, кстати, могут быть и верховья 

крупных рек. Самородки в ручьях малоподвижны и на большое расстояние не

переносятся. Обычно, чем дальше от штока, тем золото мельче. Мелкие ручьи  интересны тем, что на них можно найти богатые

участки небольшого размера - «гнезда». «Самородковые гнезда» - это скопления

самородков в верхних, окисленных частях золоторудных месторождений с крупным

золотом. Вес такого скопления может достигать несколько пудов. В россыпях

самородки накапливаются в ямах под валунами и водопадами. Найти такое богатое

«самородковое гнездо» - мечта каждого старателя, - рассказывает не спеша

Евстолия Алексеевна ,вспоминая рассказы своей матери Деборы и не забывая про

свой опыт: «Под песком и галькой в любом ручье лежат прочные породы - «плотик».

Золото, проседая через рыхлые породы, достигает «плотика». Дальше оно

опуститься не может и здесь накапливается. Самородки на «плотике» самые

крупные. Над «плотиком» тоже есть золото, но чем выше, тем мельче.

В полутора-двух метрах от «плотика» самородки встречаются редко, на открытой поверхности их совсем нет. «Плотик» находиться на глубине от двух до пяти, но  а иногда и до пятидесяти метров. Надо выбирать места, где «плотик» подходит близко к поверхности. Такие места по берегам горных речек встречаются часто в виде выхода коренных пород. Их поверхность когда-то была дном ручья. Позже ручей промыл новое русло, а старое дно осталось на поверхности. Хорошие места в виде выходов горных пород-скал, визуально найти легче всего, но они есть не во всех ручьях,» Евстолия Алксеевна отхлебывает из фарфоровой чашки  кирпичного цвета чай и продолжает:

«Если видимых обнажений нет, нужно обследовать пойму ручья. Если поверхность скалы с трещинами, надо тщательно осматривать всю поверхность скал и прилегающие к скалам участки.Спутник золота - кварц. Если в ручье есть галька кварца- это хороший признак, это значит, что ручей с золотом. Дело в том, что золото поступает из кварцевой жилы - коренного источника. Кварц разрушается, а золото из него высвобождается и по склону смывается в ручей. Кварц - это такая белая или серая порода. Отличить кварц от других пород легко, он имеет высокую твердость и царапает стекло. Промывку песка нужно начинать в двухстах-пятистах метрах выше устья. Если золото в лоток попало, значит это место нужно осматривать более внимательно» - всё более разгораются глаза Евстолии Алексеевны, голос становится более деловитым, чувствуется, что сказанное ей, не просто слова, а глубокие, проверенные знания;«Для поиска выбираем небольшой ручей, вот, к примеру, речка  Малый Амалат. Она, помнится, полна мелким хариусом и зажата со всех сторон крутыми склонами лесистых сопок. День тогда, рассказывала мама, выдался жарким, много гнуса. По руслу идти легко. Они обследуют по дороге небольшие выходы скальника, перескакивая с камня на камень, но тщётно. Пройдя порядка двух километров, вдруг видят, что долина сузилась до 10 метров, ручей, зажатый глыбами камней, нырнул куда-то под них. Пора бы возвращаться, скорее всего здесь ничего нет. Настроение плохое, молча сидели у костра, жевали лепешки, запивая горячим чаем со смородиновым листом. Знаешь, Фаина, ведь теория - это одно, а на практике - совсем другое дело. Сидят они и гадают, идти или нет на второй ручей.

Ладно, Алексей предлагает спуститься вниз, а там видно будет. Помнила мама как бредёт, не торопясь и вглядываясь,  вдоль шумящего потока, Пригляделась так к трещине каменного монолита, на несколько сантиметров возвышавшегося над уровнем бурлящего ручья. Аккуратно так, острым концом геологического молотка расширила и углубила трещину,  и аккуратненько вынула оттуда содержимое.

Ожидала-то  с нетерпением что самородок хотя бы на грамм, но с таким разочарованием видит всего - то  капельку - золотинку, а рада. В трещине еще что-то есть, но возиться с такой мелочью неохота, да - темнеет. Шагает Дебора весело к стойбищу, зажала под языком золотинку, боится потерять первую добычу!

- усмехается Евстолия Алексеевна - тут уж все - к ней. «С почином! Где нашла? Покажи!-  на дне кружки золотинка - то была почти и не видна, но каждый, по очереди делает глоток,  и любуются этим крохотным золотцем! Смотрят на неё и с надеждой и старательским трепетом представляют завтрашний «богатый» день, передают кружку по кругу: «Смотри не проглоти», «А утром, они поднявшись от русла к борту, на небольшую терраску, омытую весенним паводком у здоровенного валуна, Дебора и увидела трещину. Пришлось ей применить недюжинную силу, ворочать и отодвигать валуны, чтобы добраться до трещины в «плотике», где и скрывался тот самый золотой самородок. В ручье воды было много, щётки коренных пород скрывал поток воды, из которого достать самородок никак не представлялось возможным. Она  всеми силами пытается достать из трещины под водой самородок, а он засел глубоко в трещине и - никак. И только зацепив крючком, едва-едва достала  Дебора тот самородок.

Было ей тогда всего четырнадцать. А радости-то, рассказывала, её не было предела!»- опять усмехается Евстолия Алексеевна. Глаза её устремлены в стол и видят и тот самородок и ручей и крутые скалы и мать свою юную и удачливую, красивую и смелую, в предвкушении открытия новой, богатой золотой россыпи в самом сердце Баргузинской тайги. Множество трудностей приходилось преодолевать, чтобы открыть новый прииск.

А уж далее Евстолия Алексеевна рассказала мне и историю породнения двух семей. «Вернулся Алексей на место отдыха, а рабочий Моше и спрашивает Якова:-У тебя есть невеста?-Нет у меня невесты!-Как? При таких способностях и при такой умелости, богатстве человек еще не имеет невесты, ан не корявый вроде? -Чем тебе Фризера купца дочь не невеста? Алексей молчал, уставив взоры на Моше, ему нравилась Дебора дочь купца Фризера, но не знал он, как относится к нему она, нравится ли он ей, боялся, что откажет.-Дебора красивая и умная девушка, да и подходите вы по возрасту друг другу! Алексей поднялся  и направил всю партию домой.-Хватит на сегодня!-хорошо поработали, пора сворачиваться! И вот, как-то раз, упорядочив свои дела и отдохнув после этой «экспедиции», Алексей вышел в «сад», за его домом раскинулась живописная поляна с небольшим, но ухоженным куском пойменного леса, вся покрытая, точно ковром, нежною травой и лесными цветами, были здесь и березы и ели и небольшой, но веселый ручеёк, выложенный байкальским окатышем.

В укромном местечке сада стоял тихий павильон в три маленьких беседки, полностью закрытый от стороннего глаза цветущими кустами шиповника, багульника и могучими деревьями. Алексей тихо шагал, пробираясь сквозь цветы, и вдруг услышал прямо сверху, с дерева, чей-то тихий, но задорный смешок. Подняв голову, он увидел, что оказывается, сидя на берёзовой ветке и глядя на него смеётся Дебора! Как только она увидела, что Алексей её заметил, она расмеялась уже в голос, всплеснула руками и чуть не свалилась со своего тайного убежища.-Дебора, упадешь! - бросился к ней Алексей. Он стоял внизу, протягивал к ней руки и тоже едва сдерживался от того, чтоб не расхохотаться во всё горло.

Девушка, вдоволь налюбовавшись на него, стала осторожно спускаться по наклонному стволу дерева, все время неудержимо смеясь, и действительно, уже почти спустившись наземь, всё-таки оступилась и мягко упала в цветы... Смех её затих. Алексей стремглав кинулся к ней! Дебора лежала молча улыбаясь, сквозь ресницы подглядывая за замершим над ней молодым мужчиной. Он тоже заулыбался, и положил ей на нос берёзовый листок. Дебора, не в силах дальше притворятся тихо рассмеялась. Алексей-же вдруг посерьёзнел,  мягко взял Дебору за руку и помог ей подняться, а потом, не удержавшись, мягко пожал ей пальцы. Девушка изумлённо вздохнула и опять рассмеялась и, отряхнув с груди лоскутки берёзовой коры, прислонилась к дереву, искоса взглядывая на своего «спасителя».

Ей казалось, что силы совсем покинули её. Яков, очнувшись от «столбняка», вдруг нагнулся, сорвал цветок и протянул его ей. Дебора взяла цветок и тихо сказала:-Красивый!... Зачем ты мне его дал?-Чтобы показать, что... я люблю тебя! С тех пор, как я встретил тебя в гостях у вас дома, все мысли мои остановились на тебе... Как я счастлив, что вы…ты удостоила меня этой своей улыбкой.Только он успел прошептать ей это, как из-за кустов скорым шагом подошла встревоженная гувернантка :- Дебора Яковлевна! Я ищу вас уже полчаса!

Обед уже давно готов, идёмте... И зачем стоит так долго болтать с мужчиной? Это неприлично,- укоряла она девушку, направляясь по тропинке , ведущую к дому семьи Фризер. Алексей Малых раздумчиво зашёл в беседку, нозатем решительно догнал их и попросил у гувернантки  позволения проводить Дебору Яковлевну до дома. Придя к  дому купцов Фризер, Алексей Малых, внук побратима отца сеейсва Фризер, именем которого был назван прииск на Джиде решительно  попросил разрешения у матери Деборы поговорить с их дочерью лично. И мать Деборы, Ципа Хайкелевна Фризер ввела Алексея Петровича Малых в дом.По еврейским традициям девушку на выданье всячески ограждали от встречи с мужчинами, так как и религиозные законы, и общественные устои требовали, чтобы первым мужчиной, разговаривавшим с ней наедине, был её будущий муж.Чтобы ни как не скомпрометировать девушку, Алексею нужно было пройти и совершенно не подать виду, что он влюблён в их дочь. Алексей, на «деревянных» ногах, прошёл мимо Деборы, лишь мимолётно глянув ей прямо в глаза. И Алексей явственно увидел, как вспыхнуло краской её лицо, как смутились и её глаза. Не слышал он только того, как усмехнулась мать Деборы Яковлевны - дородная купчиха Циля Хайкелевна Фризер.

«Пора скорее отправить сватов, - думал Алексей уже совершенно всерьёз,- Надо поговорить с отцом, пусть подскажет кого

из близких можно выбрать в сваты.»

Страшная тайна - за семью замками.....   

ДЕБОРА И АЛЕКСЕЙ

Семьи Деборы Фризер и Алексея Малых были очень близки с давних времен. Основатели этих купеческих династий сдружились ещё во время их совместного каторжного прошлого. Обычай их семей отписывать  застолблённые золотоносные  участки на имя своих детей существовал в этих семьях издавна. В 1896 году, Яков Фризер, найдя золотую жилу в Джиде, отписал её на только то родившегося у своих побратимов сына - Алексея Малых. А когда у Якова родилась дочь, особых сомнений о родственном соединении двух купеческих родов, не было. Духовные и религиозные традиции  у всех народов мира основаны на древних верованиях и берут своё начало с давних времен. Воля родителей для детей- один из таких законов.

Настало время и для Деборы Фризер и Алексея Малых. После договоренности их родителей и традиционного, внесённого Алексеем выкупа, был назначен день свадебной церемонии.В жизни России произошел государственный переворот - грянула Октябрьская революция.

Компания «раскулачивания» была превращена в основной принцип коллективизации, являясь материальным стимулом для бедняков, а для принудительного загона в колхозы «середняка» и «кулака» предлагалось одно из двух: или  идти в колхоз и «обобществить» всё имущество, вплоть до одежды, или продолжать хозяйствовать под индивидуальным обложением, под угрозой ссылки, «реквизиции», а то и смертельным исходом для зажиточного крестьянина, а уж, тем более, для купца — золотопромышленника. В одном из воспоминаний о «реквизиции» рассказывается, как ворвавшиеся в купеческий дом крестьяне, схватили и утащили далеко в поле пианино, а потом, их дети прибегал туда, лупили по инструменту палками и наслаждались «музыкой».

Боясь раскулачивания и потери всего нажитого, а более ого- жизни, главы семей Яков Фризер и Пётр Малых принимают решение о бегстве.

Наскоро обсудив маршрут, они оповещают членов семьи о срочном отъезде, вскоре собирают необходимые дальнем пути пожитки и упаковывают в ящики две тонны золота. Очень много золота осталось - всё с собой не забрать. Погрузили две тонны в подводы, а остальное спрятали в заброшенных шурфах, координаты которых были зашифрованы Яковом Давидовичем Фризером.

Дебору и Евстолию очень пугала дальняя дорога, но выбора ни у неё ни у семей Малых и Фризер не было.

Три подводы шли с золотом, в двух разместились сами. Путь был трудный. Как планировали отцы семейств, путь их лежал в Харбин, а  из Харбина, конечно, в Америку.

«...Что я помню?..Помню, как величавые таёжные сосны и кедры, одетые в пушистые снеговые одеяла, сопровождали нас в пути...»

Укутавшись в шубы под меховыми волчьими пологами, одетые в лисьи дохи и тулупы, ехали  по заснеженному Московскому, кандальному тракту, в санях, на медвежьих шкурах бывшие золотопромышленники, купцы II гильдии, Фризеры и Малых вдаль от родных краёв в тревожную неизвестность.

«...Было тепло, лишь ветер обжигал лицо и приходилось кутаться в пуховой платок. На постой в сёлах, с золотом, было нельзя, останавливались, съезжая с тракта, выбирая подходящее место. Жгли костры, поили и кормили лошадей, сено везли с собой. На ночь забирались в это сено, чтобы ветер не пронизывал насквозь. Сани гружёные, тяжёлые. Мало по малу продвигались на несколько вёрст вперед.  На подъезде к Верхнеудинску стало совсем холодно, промерзла я, казалось насквозь. Бабушка Ципа всю дорогу кашляла, а теперь у неё началась горячка. Я совсем не чувствовала ног- отморозила, хоть они и были укрыты меховыми одеялами и тулупами. Всё пошло не так, как планировали Яков Давидович и Алексей...»

Всерьез испугавшись за здоровье матери и невестки, Яков Фризер распорядился отправить подводу с больными в родовой дом, в Иркутск.

На выезде из Верхнеудинска,  семья Фризеров разделилась и два обоза одной большой семьи, отправились в разные стороны.Увидеться им предстояло нескоро, а некоторымм — никогда.

«...Чувствуя это, мама старалась приглушать свои рыдания, дабы не беспокоить бабушку Ципу, которую уже совсем охватила лихорадка. Слёзы замерзали льдинками на её глазах , она совсем уже ни чувствовала в ногах даже боли, «... только страшно боялась за всю семью..».

Помолчав, Евстолия  Алексеевна продолжила:

«...Иркутский тракт встретил их ещё более трескучим морозом,  что ей казалось, как всё тело прокалывали стылые иголки. Дебора очень переживала. Мама рассказывала, что когда они подъезжали к нашему имению, она уже совсем не могла шевелиться, и помнила лишь только, как яркое солнце слепило глаза, сквозь закрытые веки,  уже совсем замерзшие и покрытые снежным инеем. Потом вдруг услышала громкие голоса нашей прислуги и вся душа её встрепенулась. Доехали!

В имении ко ней и к бабушке был приставлен доктор. Это был старенький, добрый и очень хмурый старичок-еврей. Он говорил, что  у Ципы Хайкелевны - воспаление лёгких, а у меня - сильнейшее обморожение ног. Ножки ей пришлось долго лечить...»

Евстолии и бабушке Ципе прописали лечение и оно было долгим. Евстолия совсем не могла ходить, лишь сидела на кровати, а ноги её совсем не двигались. Прошло ещё около полугода, прежде чем Евстолия окончательно поправилась.  Бабушка Ципа, хоть и тоже поправлялась, но состояние её здоровья еще было плохим - она постоянно кашляла и была очень слаба.

21 декабря 1919 года, гувернантка, вместе с Евстолией, ушла, как обычно в это время, погулять. Увидев на Набережной военные приготовления юнкеров, гувернантка  поспешила с Толичкой, как ласкательно звали Евстолию домашние, подальше от них, в безопасное место.

В это время солдаты заняли улицу Набережную, в разных частях города расставили артиллерию. Отряды юнкеров стали заходить, в дома и здания, и вскоре стали захватывать близстоящие с нами кварталы и дома.

К вечеру 21 декабря был захвачен весь центральный район города. В ходе декабрьских боев 1919 года Иркутску был нанесен очень серьёзный ущерб. Были частично разрушены артиллерией и пострадали от пожаров, многие каменные дома, сгорели десятки частных деревянных домов, разрушена городская инфраструктура. В городе процветало мародёрство и беззаконие.

Дом Малых, что находился на ул. Набережной, тоже был захвачен солдатами, а вся семья Малых была застрелена на месте или сожжена в доме. Дебору не расстреляли решив, что она не выдержит пыток и расскажет  где находятся все остальные члены семьи и семейные драгоценности, больше всего их интересовало, конечно, золото. Дебору арестовали и поместили сначала в Иркутский острог. Эта была центральная Александровская каторжная тюрьма. Дебору  арестовали, её пытали очень сильно, но не добившись от неё ни слова, бросили умирать в тюрьме. От пыток на её теле, по воспоминаниям, «...не было живого места». Тюрьма была на тот момент переполнена и едва передвигавшуюся Дебору отправили этапом в тюрьму Петровского Завода, неподалёку от города Чита. Вот так Дебора и прошла по пути, по которому шли её деды.

«...Услышав начавшийся обстрел и увидав клубы пламени исходящих из нашего дома на Набережной, перепуганная гувернантка сбежала вместе с мной (Евстолией Алексеевной- прим.редактора), подальше от этого страшного места, а потом и совсем из Иркутска...» Благополучно добравшись до Харбина и после того как устроились там, Яков Фризер с сыном Михаилом, а так-же Пётр Герасимович и Алексей Малых, оставив в Харбине Надежду Фризер - жену Якова Фризера, возвращались обратно в Россию, чтобы вывезти остальных членов семьи и оставшееся спрятанное золото из тайника Баргузинской тайги. Но, узнав, что лично на них  объявлена охота, и поняв, что им слишком опасно появляться и в Иркутске и на приисках, они вернулись в Харбин. Тем не менее, Алексея Малых это не устраивало, ведь там, в России, остались его жена и ребёнок. И он тайком, всё-таки добрался до Иркутска, но на ул. Набережной его ждало страшное , подворье было разграблено, сожжено и смотрело на него зияющей горелой ямой. Что было делать, где теперь искать жену и ребёнка, да и вообще живы-ли они? Забыв про опасность, Алексей направился к знакомой бабке-знахарке, которая  была повитухой и порой принимала роды у живших в ближайшем околотке женщин. Старушка узнала Алексея и тихо, с горечью рассказала об страшном конце всей его семьи, рассказала, как увели в тюрьму Дебору и, что лишь их гувернантка, с дочерью Евстолией, спаслись, и спрятались на знакомой Алексею таёжной заимке, у деда Евлампия. Можно себе представить, как стремительно Алексей,  продвигался по таёжной тропе.

Злость на себя, горечь утраты и ненависть к убийцам переполняло его нутро. Жгучая боль заполняла сердце... К утру, добравшись до заимки, он увидел колющего дрова старика. Это был дед Евлампий.- Перепугал ты меня, сынок. Думал, что каратели уже и до меня добрались... Здеся твоё чадо, здеся. Иди в избу.Зайдя, Алексей, увидел спящую дочку, сел возле лежанки и долго плакал, не сводя с неё замутнённых слезами глаз, целуя её ручки.

Гувернантка находилась там же, помогала Евлампию по хозяйству да растила Евстолию. Она и рассказала Алексею о тех страшных событиях в Иркутске, о гибели всей семьи Малых. Она и сама не знала, жива-ли  Дебора. Забрав дочь и гувернантку, Алексей Малых попытался уехать в Харбин, но не смог, солдаты окружившие город проводили тщательную проверку, а он был объявлен в розыск. Вернулся он на заимку и там с дочкой и остался. К февралю 1920-го года регулярная российская армия практически перестала существовать. Толпы демобилизованных солдат бродили по городу, и когда им хотелось, шли реквизировать «буржуйское добро». Тут же всё и продавали, а на вырученные деньги покупали еду и самогон.Алексей выжидал время, когда, они с дочерью смогут выбраться и отправиться в Харбин. Яков Фризер, оставшись в Харбине, и ожидая там своих родных, не стал пробираться дальше, в Америку, и основал по истечении некоторого времени, два банка. В 1922 году им был основан «Дальневосточный еврейский коммерческий банк», директором которого и был сам Яков Фризер, определивший основную цель деятельности банка, как помощь в развитии и становлении бизнеса.    

ТЮРЬМА ПЕТРОВСКОГО ЗАВОДА 

На глазах у Деборы была убита вся её семья,  исчезла в неизвестности дочь.  Так она стояла во дворе своего пылающего дома одна - все члены семьи были поочереди допрошены погромщиками и застрелены прямо в доме.Её решили оставить для дальнеёших допросов. Дебора закрывала глаза от ужаса и сердечной муки, прижав руки к груди стояла, не в силах сделать шаг, ожидая последнего выстрела и смерти. Вот она смотрит на неё своим глазом - дулом, одно движение пальца и её тоже убьют. В голове у Деборы было только одно - слава Богу, что рядом нет дочки, и она умолиляла своего еврейского Бога, о том, что хоть бы не вернулась сейчас гувернантка. Слава Ему, что бабушка Ципа не дожила до этого дня. Она, к тому времени, уже умерла от воспаления лёгких и была похоронена на Иркутском еврейском кладбище. Оцепеневшая от ужасных раздумий очнулась Дебора, когда один из погромщиков ткнул её стволом ружья в спину, и её повели Иркутскую тюрьму, для того, чтобы всё-таки дознаться, где несметные сокровища семейств-золотопромышленников купцов-«второгильдецев» Якова Фризер и Петра Малых. Там её допрашивали, били и истязали, с помощью пыток пытаясь узнать, где все остальные члены семьи, где драгоценности и золото, но Дебора молчала, зная, что стоит ей сказать хоть одно слово- смерть неотвратима, как и будущее её дочери и семьи. Отец и её мать- Яков, Ципа и  сестра отца Надежда Фризер были объявлены «беглым купцами», также и её муж Алексей, и свёкр Пётр Малых, и брат Михаил - все они, при обнаружении, подлежали немедленному аресту. Дебора понимала, что даже если она выживет в этом кошмаре и если не сможет уехать в Харбин, то всё - связь с семьей будет потеряна навсегда. И она не проронила ни слова, ни стона. . Не добившись ничего от неё, Дебору осудили «за саботаж» на восемь лет поселения и отправили этапом в Петровскй Завод. Где её дочь Толичка и что с ней она не знала и сердце ее изнывало от боли. И таких судеб - тысячи и тысячи… 

Петровский Завод - одно из старейших металлургических производств Сибири. Назвала его так императрица Екатерина II. Начал возводиться завод в 1788 году, усилиями ссыльных и рекрутов. Вокруг чугунолитейного предприятия возник, разросшийся со временем,  одноимённый посёлок, был там воинский гарнизон, и Петровский Завод стал городом. Основной продукцией были чугун, сталь и изделия из них: печные дверцы, заслонки, мотыги, кирки, плуги, кухонную утварь- чугунки, сковородки, весовые гири, а в основном, рельсы и другое железолитейное оборудование для  Китайской Восточной железной дороги - КВЖД.

Тюрьма в Петровском Заводе называлась Читинским острогом. Когда-то рядом были серебряные рудники, это было место каторги, и для некоторых,  осуждённых на каторжные работы,  «декабристов». После революции-же в тюрьму Петровского Завода отправляли «классово чуждых», «саботажиков» «раскулаченных» крестьян и членов их семей, в общем всех, кто не желал делиться своим добром с новой властью. Там были абсолютно не человеческие условия и самая высокая смертность.  Три года Дебора в заточении и лишь в 1920 году была освобождена, и отправлена на поселение в Черемховскую волость Иркутской губернии. В Иркутск Дебора приехала, чтобы попытаться, в первую очередь, узнать хоть какие-то сведения о дочери. Пути её поиска и божий промысел, всё-таки, привели её на Евлампиевскую заимку. Там она и встретилась и с дочерью и с любимым мужем - Алексеем. Эта долгожиданная  радость дала Деборе, осле долгих мытарств, вздохнуть с радостью и облегчением, но ей был необходимо выехать на поселение — иначе снова тюрьма, а на Алексея была давно уже объявлен розыск, и у него не было никаких советских документов и, поэтому им не было тогда никакой возможности пробраться в Харбин, чтобы воссоединиться с родными.     

ХАРБИН 

За большими зеркальными окнами богатых «фризеровских» магазинов были видны изящные статуэтки, картины, гравюры и другие дорогие «изящные» товары. Почти вся торговая и художественнаяпромышленность в Харбине, принадлежала купцам Якову Фризеру. Казалось, что в Харбине им нет равных по богатству. Дела их шли отлично. Но уныние Якова Фризера не имело ни чего общего с его делами. Он любил и очень переживал за дочь,  которую  оставил в недоступной теперь для него России. Шел 1933 год. Фризеры Яков и Надежда остались в Харбине вдвоём. Пётр Малых умер после долгой и продолжительной болезни,  сильно простыв в том самом пути - из своего прииска «Благодатного» - в Харбин и был там-же, в Харбине, похоронен.Яков по настойчивой просьбе жены начал продавать недвижимость, готовясь к дальнейшей эмиграции в Америку.Покупатель на его дела всегда найдётся, из своих знакомых евреев, дело-то очень прибыльное: банки развития, дорогие магазины, доходные дома. Продав один дом Яков договорился о продаже другого, ведь просто так все свои дела бросить нельзя, надо всё продавать. Но, Яков Давыдович затягивал отъезд, всё на то-то надеялся и никак не мог снять с себя вины, что оставил беременную дочь в России, на растерзание «красным демонам».

Переживал он очень и это сказалось на его делах. Он отдал всё на отку сыну- Михаилу. В Михаиле не было той фризеровсой хватки и, вследствие  ряда неудачных коммерческих операций,  материальное положение Фризеров значительно пошатнулось. Ранее предприимчивый многознающий мозг Якова Фризера отказывался думать над делами: вся его душа была занята тяжелой потерей дочери и чувством вины перед ней. Он стал меланхоличен, рассеян, вся его фигура как-то опустилась. Он перестал бывать в почётном кругу купцов, друзей, ни с кем не желая делиться своими переживаниями. Даже любимой своей жене Наденьке не говорил, что с ним происходит - не хотел её расстраивать. Лишь однажды сказал:-Плохо очень - дочь потеряли, плохо…В четверг, 29 декабря 1933 года, в шесть часов вечера, отослав свою супругу, Надежду Фишелевну, в соседний дом, к своему шурину С.М. Вехтеру, для делового разговора по телефону, отослал прислугу. Яков Фризер запер все двери на замок и, в ванной комнате, соорудив петлю из двух кожаных поясов,  привязал её к ручке двери.

Опустившись на колени Яков Фризер продел голову в петлю, а затем резко лег на пол и вытянулся. Петля затянулась вокруг шеи и через несколько мгновений Якова Фризера не стало.Его супруге, вернувшейся домой, пришлось просить взломать дверь. Когда на её звонки и стук в дверь никто не отзывался, она уже догадывалась, что произошло непоправимое. Попав, наконец, в дом,  Надежда Фишелевна нашла своего мужа в ванной комнате, но открыть дверь туда можно было, только перерезав ремень. Все попытки привести Якова Фризера в чувство, ни к чему не привели. Прибывшие доктора, могли только лишь констатировать смерть, наступившую, по их мнению, моментально. О случившимся сразу доложили в полицию и прокурорский надзор, чины которого, прибыв, составили соответствующий протокол и выдали удостоверение на право похорон.

Никаких последних записок или писем Яков не оставил. Лишь незадолго перед смертью, он написал на книге «Золотопромышленность в Баргузинском округе и ея нужды», которую сам и издавал, послание сыну Михаилу - зашифрованную запись.   На  форзаце книги автограф Якова Давидовича, датированный 12 марта 1931года: "Моему дорогому сыну. Я родился в 1869г. Запомни две даты в предисловии 1883 г. и 1893 г. Папа. г.Харбин.» На  форзаце и титульном листе книги - штамп-экслибрис «Я. Фризер».  Целых два года прошло от этой записи до трагической смерти Якова Фризера. Два года он вынашивал под сердцем и план самоубийства. Как впоследствии стало известно из рассказов его жены Надежды Фишелевны, откуда и известны все эти подробности, когда Яков Фризер писал на книге послание сыну, он собирался привести план самоубийства немедленно, но Надежда, почувствовав неладное в переживаниях мужа, упала в обморок и Яков Давидович был отвлечён от губительных дум. Последовавшая болезнь жены отодвинула этот план ещё на целых два года.Так, что же он написал в послании сыну?

Прошло много времени прежде, чем эта тайна была открыта. И сделала это внучка Якова и Надежды - Евстолия. Оставшаяся в живых, она, уже старенькая, рассказала историю своей семьи своей внучке. И про эти даты тоже. Это очень не простые даты! Это координаты заброшенного в Баргузинской тайге шурфа, где Яков Фризер и спрятал золотые слитки, драгоценности, многие документы, личные записи членов семьи, в надежде, что сын, прочитав автограф,    рашифрует его, и тогда может быть сможет забрать нажитое и спрятанное отцом и его другом состояние семьи. По воспоминаниям Надежды Фишелевны, Яков Фризер, узнав о том, что произошло в декабре 1918 года, был уверен в гибели  дочери, Алексей Малых, зять, канул в безвестность и тоже скорее всего погиб, Пётр Малых -друг, умер на его руках, сына Михаила на месте шурфа не было-слишком был юн а, значит, тайна  семейного клада известна только ему одному, и он обязан передать эту тайну сыну, поэтому он и оставил эту запись на книге, надеясь, что когда-нибудь она попадёт к сыну Михаилу.  «...Шурфы «столбились», и на каждом столбе были указаны даты. Даты эти были разные, ведь шурфов и столбов было великое множество. Для того, чтоб найти конкретный столб, нужно знать дату его установки, а уж его географическое расположение было указано в дозволительном «Свидетельстве на добычу золота» и в семейной карте геологоразведки. И сын Михаил и мама всё это знали, знала и я...»- рассказывала Евстолия Алексеевна 

Весть о смерти купца и банкира Якова Фризера быстро облетела город. Со всех концов, на квартиру покойного по Биржевой улице, стали прибывать коллеги, соратники по общественной работе, его знакомые, а также корреспонденты газет. Со скорбью на лице и во взгляде, все они молча заходили в квартиру, чтобы отдать последний долг покойному.Столь неожиданный трагический конец человека, с которым на протяжении многих лет и, практически, до самой последней минуты, ежедневно встречалась вся еврейская община Харбина, произвел на всех потрясающее впечатление.На похороны Якова Давидовича Фризера, состоявшиеся на следующий день, в пятницу, 30 декабря 1933 года в 11-30 утра собралось очень много народу.Пришли и представители всех местных еврейских общественных организаций во главе с раввином А.М.Киселёвым.У Главной синагоги Харбина председателем «ХЕДО» С. И. Равиковичем и председателем Правления Главной синагоги С. Г. Ябровым были произнесены речи, посвященные памяти покойного, обер-кантер,С.М. Златкин, исполнил молитву «Эйл молей рахим».Последняя остановка похоронной процессии была у Новой синагоги, где также была исполнена молитва. После этого гроб был поставлен на катафалк и траурная процессия двинулась на кладбище. В первом часу дня, тело Якова Давидовича Фризера- российского купца I гильдии, золотопромышленника и мецената было предано земле. И кто теперь об этом помнит...Утренние выпуски местных газет Харбина в день похорон, посвятили много места трагической кончине, биографии и характеристике светлой личности Якова Фризера. В субботу, 31 декабря во всех газетах появились большие заметки о состоявшихся похоронах.Убитая горем Надежда, осталась в Харбине одна,  Через полгода после смерти мужа, Надежда, распродав всё имущество, она покинула Харбин, ехав в Иерусалим с сыном Михаилом.   В возрасте 50 лет она приехала на обетованную землю и  там взяла имя  Эстер.     ДЕБОРА  Узнав, что её муж и дочь живы, у Деборы была теперь лишь одна печаль, - как попасть в Харбин.

Её истощённый после тюрьмы организм, нуждался в немедленном лечении. Силы стали совсем  покидали Дебору, и она начала лечиться у знакомой нам знахарки. Бабка-травница всё-таки выходила её  и, через недолгое время, молодой организм начал крепнуть и наливаться силой с каждым днём. Окрепнув, Дебора отправилась в Иркутск в поисках работы. Случайно , на рынке она встретила раввина, недавно приехавшего из Харбина. От него Дебора узнала о трагической смерти отца,и о дальнейшей эмиграции семьи в Иерусалим. Известия эти тронули Дебору до глубины души. Теперь ей стало уже совсем не нужно пробираться в Харбин, ведь там никого из её близких, отца и свёкра нет, а мать и брат Михаил - в Иерусалиме. И всё-таки Алексей и Дебора принимают решение, что всё равно нужно пробираться в Харбин - только оттуда они смогут уехать в Иерусалим. Но как им покинуть Россию? Дебора вернулась к знахарке в дом расстроенная и заплаканная. Ушла к себе за печку, уткнулась в подушку и незаметно уснула. Ночью она проснулась от того, что услышала стоны. Выйдя из-за печки, она увидела рожающую молодую женщину, лежащую на скамье, которую бабка поила каким-то отваром. Девушка эта разрешилась мертворожденным ребеночком и сама умирала. Бабка отвела Дебору в комнату и сказала:-Не выживет, однакось, девка-то. Посиди-ка тут.

Утром, отодвинув занавеску, бабка заглянула к Деборе:-Померла девка-то. На-ка вот ейные пожитки, авось сгодятся.Заглянув в узелок девушки, Дебора увидела метрическое свидетельство о рождении умершей женщины, уроженки Тобольской губернии -еврейка.-Ну, что ж, выбора нет,- забрав метрику и сложив нехитрые пожитки в узелок, с благодарным сердцеем попрощавшись с бабкой, пошла Дебора Яковлевна, дочь купца I гильдии покойного Якова Фризера на знакомую заимку, где её ждали дочь Евстолия и муж Алексей Малых.Дебора предложила мужу попробовать еще раз отправиться в Харбин, а оттуда в земли обетованные к родным. У неё был шанс - чужие документы. И вот, спустя несколько лет, уже вчетвером: с сыном  Петенькой и  Евстолией, они тронулись в путь. И вот, после того, как они проехали на поезде Верхнеудинск и когда им совсем немного осталось до Харбина, внезапно для них, началась проверка документов, Алексей, увидев их  успел скрыться, а Дебору и детей стали проверять.

В метриках дочери Евстолии Алексеевны она была записана , как мать - Дебора Фризер а у сына Петра Алексеевича — именем умершей у знахарки женщины. Для проверки её отправили в милицию, сына отправили в детский приют, а дочь увели с собой солдаты,Алексей всё же смог доехать до Харбин. Там он и остался ждать жену с детьми.После череды допросов, Дебору отпустили и вернули ей сына. Она не знала как где искать дочь, и поехала в Харбин. Там оставшиеся от огромной семьи Фрезер — Малых, наконец, соединились. Радостной и слёзной была встреча Деборы с матерью и братом; утрата отца, расстрел родных, заключение в тюрьме, потеря дочери - всё это хоть и было позади, но нещадно жгло сердца вновь обретших друг-друга родных. 

В России осталась дочь Евстолия, но она взрослая уже и знает, что нужно делать. Посовещавшись в кругу семьи, они решается на эмиграцию в Палестину. Решено было уезжать срочно.  Евстолию-же заточили в тюрьму Петровского завода. После допросов и пыток, её отправили отбывать срок, как дочь «вражеского элемента». Пытали её, с целью выяснить, где  её отец Алексей Малых, где остальная семья и что знает она о семейном золоте. Евстолия претерпела, как и её мать, всю тяжесть пытки арестантской жизнью. Выпустили её из  тюрьмы Петровского Завода в 1934 году. Евстолия решила ехать подальше от ненавистной тюрьмы, туда где её никто не узнает,  и вспомнила рассказ матери о её месте ссылки - селе в Черемховской волости, что в Иркутской губернии,.ведь теперь у неё, как раньше у её мамы, не было никакой возможности уехать в Харбин.    

ЕВСТОЛИЯ МАЛЫХ За двести с лишним километров от Иркутска, на подступах к обильно покрытых снегом Саянским хребтам, есть старинное, с богатой историей, село Голуметь. Это село, где и поселилась дочь Деборы, до революции называли «селом сорока восьми купцов». Только некоторые из сорока восьми купцов жили в этом селе, остальные-же держали здесь свои лавки и лишь иногда приезжали из Иркутска или Черемхово. Семья Малых тоже имела когда-то здесь свою лавку, да ни одну. Через Голуметь проходил торговый путь в Монголию и Китай. Местные скупали у монголов кожу, ткани, и продавали им  свои товары. Голуметь было богатое купеческое село.Не мудрено, что во время гражданской войны, здесь сформировался центр повстанческого движения- купцы и зажиточные крестьяне противились установлению Советской власти. Сейчас-же «мятежный» дух в селе был истреблён, люди жили своей незатейливой жизнью, старательно приспосабливаясь к новым порядкам.Евстолии тоже надо было как-то жить с властью, по их правилам, иначе опять тюрьма…«...устроилась в дом с хозяевами, заняла маленькую комнатку с русской печкой и отдельным входом с небольшими сенями. Как и все, пошла работать в колхоз…Помню, что когда закончилась уборочная страда 1935 года, колхоз стал готовиться к распределению урожая, выявлять результаты работ своих колхозников и я поняла в тот год, как полностью оправдались слова Сталина о том, что «...если колхозники будут работать честно и беречь колхозное добро, то у них всего будет в изобилии...» В Голумети, ещё в период коллективизации, образовалась колхозная коммуна - гигант «Путь Ильича», тогда- же начала действовать, обслуживающая и соседние колхозы,  машино-тракторная станция  - Голуметская МТС.

В доме купца Мурата Радзябова, теперь располагался рабочий коопторг. Жизнь при Советской власти кипела и бурлила. Сытая и культурная жизнь колхозников тогда действительно становилась уже реальным фактом. Меня никто не знал, да и для меня моё прошлое тоже растворилось где-то в глубине моей памяти, как прочитанная книга... Надо было жить дальше. В селе мало было образованных людей и меня заметили. Мама когда-то много вложила в меня, в мое образование. Мы ведь с мамой тогда жили в Иркутске, отец - на заимке, и мы лишь иногда,  тайком, наведывали его. Я ходила в школу Бестужева и мама старательно следила за моими успехами, много помогала мне в учёбе. Вот так и случился новый поворот в моей жизни - я стала учителем и стала обучать грамоте местных ребятишек.Так и жила - школа, дом.

Коммунисты из сельского правления вскоре выделили мне новый дом. Это уже был мой, с русской печкой, большой - в три комнаты, дом Заработанных в школе денег мне, порой, не хватало, приходилось иногда трудиться в колхозных полях- садить или убирать картофель, косить сено, помогать на ферме, да мало-ли. Работы было много, только успевай. Вышла замуж , родила сына жили туго, но терпимо. Только-только начала налаживаться жизнь, как грянула беда - началась война. Вероломно и внезапно фашистская Германия напала на СССР. Сразу же после известия о начале войны повсюду- в улусах, деревнях и селах, в городе — люди стали собираться на фронт.Мой муж односельчане, мои ученики ушли и сражались на всех фронтах этой страшной войны.В первые дни войны люди ещё надеялись, что в скором времени наступит полнейший разгром врага. Никто не мог  полной мере представить глубину опасности и серьёзности  предстоящих страданий и лишений, какие принесла война...»  

«...За годы предвоенных пятилеток Бурят-Монгольская АССР сделала большой шаг вперёд в своем социально-экономическом развитии. Важное значение имело строительство крупных предприятий союзного значения: Паровозовагонного, Авиационного, Стекольного заводов, Джидинского вольфрамо-молибденового комбината, Мясоконсервного комбината и многих других производственных и культурных и социальных предприятий и организаций; школ, Домов и Дворцов культуры, интернатов, санаториев и больниц, детских садов и яслей, кинотеатров, библиотек, училищ, институтов, театров и филармонии, парков и городских садов.

Когда же началась война, уже 22 июня 1941 года, в военкоматы Верхнеудинска стали массово поступать заявления граждан об их добровольном желании идти на фронт. К декабрю 1941 года,  было призвано около 2000 жителей города. Наши сибиряки воевали на всех фронтах и они оплатили своей жизнью и кровью все поражения и неудачи, все малые и большие победы в этой войне.В дни Великой Отечественной войны, практически все трудоспособные мужчины находились на фронте. В селениях и городах остались только старики, женщины, подростки и дети. И все они трудились героически!

Небольшая по населению наша республика, находившаяся в глубоком тылу, вдали от боевых действий, послала на защиту Родины свыше 120 тысяч человек.В  1942 году с Паровозовагонного завода, самого крупного предприятия республики, по призыву в Красную Армию, выбыло две с половиной тысячи мужчин, с Мясоконсервного комбината - семьсот.Значительное сокращение рабочих кадров в промышленности, строительстве, транспорте, в сельском хозяйстве, создало большие трудности.В кратчайшие сроки нужно было разворачивать производство новых видов продукции оборонного значения, значительно увеличить прежней, для более полного удовлетворения потребностей фронта, для Победы.

Значительную часть пришедших на производство рабочих, составляли женщины самых разных возрастов. Важную роль сыграли и подростки. Вчерашние школьники в кратчайшие овладевали секретами рабочего мастерства. Вернулись на заводы и фабрики пенсионеры. Джидинский вольфрамо-молибденовый комбинат, поставлял военной промышленности страны почти половину количества руды, необходимой для создания брони для танков и самолётов.Значительно увеличил выпуск самолётов Авиационный, тогда он назывался «Машзавод», военные заказы выполняли Судоремонтный и Стекольный заводы, Ботогольский графитовый рудник, Тимлюйский цементный завод и др. 

В годы Великой Отечественной войны, несмотря на все тяготы военного времени,  благодаря напряженному труду рабочих и колхозников, в промышленности, на транспорте, в сельском хозяйстве Бурятии, выполнялись и перевыполнялись плановые задания. Сельское хозяйство республики в годы войны выполняло большие и ответственные задачи: выполняло и перевыолняло план заготовок мяса, молока, шерсти, овощей, картофеля, отправляло коней.

Республика обеспечивала выпуск разнообразной продукции на миллионы рублей, чем вносила свой вклад к приближению Великой Победы! Всем было тяжело, но все знали, что простой ценой Победа не дастся.Не легче было и школьникам. Учащиеся занимались в тяжёлых условиях: холод в школе, полуголодные, с одним учебником на несколько человек, вместо тетрадей - старые журналы и газеты.Дрова заготавливали в лесу сами, перевозили на санках, пилили и кололи на школьном дворе. Несмотря на трудности, учились и относились к учебе как к самому главному в жизни...»- теперь это сложно представить, но это было, вот передо мной лежит этот документ, написанный рукой моей уже умершей матери.

А вот что рассказывала её мать - Евстолия Алексеевна:  К началу войны у меня было двое детей, после когда мужа забрали на фронт , я осталась беременная с двумя детьми.«...В 1942 году у меня родилась дочь. Муж был на фронте. Не оставляя работу, я трудилась в школе, дочь брала с собой. На это никто особо не обращал внимание, но всё-же иногда я оставляла детей и  маленькую дочь на соседскую бабушку, она хоть и была старенькая и больная и не могла уже работать, но мне с удовольствием помогала. Дети ведь тогда были в редкость и все знали что им предстоит строить нашу страну, после  Победы.Голод, который снова узнали все мы, был все сильнее и сильнее, и я стала задумываться над тем, как мне пробраться в Баргузинскую тайгу к семейному добру.

Найти его мне было не трудно, координаты мне были хорошо известны, да и побывали мы на этом прииске с мамой не раз. Она учила меня, как прожить в тайге, видеть и знать таёжные приметы, читать следы зверей, и я знала как найти необходимые ориентиры. Живя в Иркутске, мы потихоньку пользовались золотом из семейного тайника.Хорошенько обдумав свой план, я решила осуществить задуманное. «Заболев» очень сильно, я получила разрешение поехать в Иркутск на лечение. Собрала я всё необходимое, оставила дочь на попечение бабушке, оставила продукты и отправилась, конечно, мимо Иркутска.

Путь мой лежал на север, на прииски, где в заброшенных шурфах меня ждало мое спасенье -тайник в обжитом, но недоступном урочище Баргузинского хребта. Пробиралась я по известным мне долинам рек, по охотничьим и звериным тропам, которые часто теряются в горах. Помнила расположение семейного сокровища я крепко. Зашифрованные еще моим дедом координаты были недоступны и непонятны  никому, только члены нашей семьи знали все ориентиры и точные координаты заброшеного шурфа. Я знала Баргузинскую тайгу, я найду, мне бы только дойти. Война, голод вынудили вернуться в родные, близкие сердцу, но далёкие теперь места для того, чтоб воспользоваться семейным добром...» - так записано, Евстолией Букиной (Фризер), в потрёпанной школьной тетрадке. Ею, уже в другой рукописи, была сделана и такая запись:«...Баргузинский хребет занимает более трети восточного побережья озера Байкал, протянувшись вдоль него с севера на юг, от долины реки Ангара, почти на 900 километров, при ширине на севере около 80, а на юге, в Чивыркуйских гольцах, около 30 километров. В этих местах обитают, типичные для Сибири звери. Орнитофауна очень богатая - здесь обитает до четырёхсот видов птиц.Байкал. Здесь, с восточной стороны, хороший песчаный берег и отмели, рядом высокие склоны гор, покрытые хвойным лесом, в котором осенью много лесной ягоды и грибов. Прибрежные воды богаты рыбой – хариус, омуль, сиг...».

А вот что пишет дальше о своём вынужденном путешествии Евстолия Малых: «...Пройдя Сувинский саксонский замок, который находится за большим Агинским озером, я остановилась на ночлег, очень устала в пути. Расположилась в ущелье у скалы. Эти скалы служили шаманским культовым местам эвенков. В Баргузинском уезде, раньше,  проживало очень много эвенков. На эвенкийском языке «Сувойя» или « Суви» означает «вихрь». Именно здесь, по верованию эвенков, и обитают духи- хозяева местных ветров...И вот меня окружает знакомый таёжный распадок, я ненадолго останавливаюсь возле целебного источника в кедровой роще. Царственные кедры - аристократы Забайкальской тайги! Утром я начала спуск по долине в низовье реки Улзыха…»- давайте, уважаемый итатель, оторвёмся ненадолго от повествования о Евстолии Малых.

Стоит немного рассказать об этой части Баргузинского хребета. Из записей Евстолии : «...здесь он очень мощный и высокий. В самой высокогорной части хребта находится много остроконечных пиков, игл, пирамид, башен и трапеций, сложенных из прочных горных пород. В верхних отрогах Баргузинского хребта, на платообразных частях хребта, в скальных цирках, находится много ледниковых озёр - истоков баргузинских ручьёв и рек. Восточные склоны хребта, со стороны реки Баргузин, особенно в его центре, круто обрываются в долину скальными стенами, а западная его сторона, в виде отрогов и распадков с многоводными притоками озера Байкал, плавно снижаются в сторону озера.Баргузинская долина. Местность Барг-хан, где по преданию, родилась мать Чингисхана… Здесь пытливому взору на камне открывается лик богини Янжимы. Янжима - танцующая богиня, покровительница плодородия и жизненной силы. Здесь испокон веков женщины получают благословение на зачатие ребенка. Здесь возле дороги установлено «сэргэ» - коновязь-символ дерева жизни, мирового дерева, объединяющего три мира —  мёртвых, живых и Небо.С другой стороны долины - Икатский хребет - один из самых древних в мире. Уникален природный комплекс заповедника на полуострове Святой Нос. С плато, что на вершине Святого Носа, видны Ушканьи острова-излюбленное место для лежбища байкальского тюленя - нерпы единственного пресноводного млекопитающего. В Чивыркуйском заливе, в Змеёвой бухте бьют горячие родоновые источники. На Ушканьих островах есть неолитические и палеолетические стоянки древних людей...» - так описывает Фаинв Коваленко свои наблюдения.

Но мы продолжаем читать рукопись об одиночной экспедиции Евстолии Малых: «...Отправляясь к семейному тайнику именно осенью, я знала, что тайга меня напоит и накормит. Добравшись, наконец, до нужного мне места, я определилась с ориентирами и начала рыть. Верхний слой земли был твёрд, и  я не сомневалась, что не зря проделала этот путь. Шурф был не тронут.Докопавшись до нужной глубины, я достала самородок весом 38 фунтов, это примерно тысяч на 20 рублей, да ещё один небольшой слиток. Завернув в платок добычу, я уложила её в холщёвый мешочек, обернула платком, и привязала к поясу. Тщательно зарыла шурф с золотом, прикрыла его мхом, забросала камнями, кедровыми ветками, закидала шишками.

Замаскировав таким образом тайник, я скорее направилась обратно, побыстрее и подальше от этого места. В тайге царила тишина и лишь пение птиц доносилось до моего слуха. Я на время даже забыла про войну. Я старалась идти по нехоженым местами, пробираясь через буреломы, очень устала, но шла и шла. К вечеру я просто упала возле могучего кедра, который прикрыл меня своими широкими лапами и я уснула.Позади меня уже осталось родное и близкое село Маловск, находящееся на левом берегу реки Ауник, притока реки Витим. 1858 году здесь был открыт прииск «Григорьевский», который принадлежал моей семье.Мысли о семье не отпускали меня и, продвигаясь по тайге, я так и шла с воспоминаниями, сладкими и тёплыми...Вернувшись в Голуметь, я скорее вернулась в школу, моё отсутствие все отнесли к моей «болезни», от которой я  лечилась в Иркутске. Пронесло, обман не вскрылся, не до меня было. Золото я, до поры - до времени, спрятала. Радость просто переполняла меня, у меня всё получилось. Заканчивался 1944 год, голод нанизывал дни нашей жизни насквозь.И вот, однажды, утром выходного дня, я отправилась в поле на подработку по сбору картофеля.Золото я предварительно упаковала в узелок, в который обычно заворачивала краюху хлеба. Дождавшись момента, когда вблизи меня не было ни одного колхозника, я уронила золото, обмазала землей и закричала:- Смотрите золото! Я золото нашла!

Колхозники прибежали на мой крик, разглядывали золотой самородок,  громко причитая и строя предположения о «находке» , кто во что горазд. Многие схватились за лопаты и перекопали всё картофельное поле с неимоверной скоростью, и откуда только силы взялись?,- смеётся Евстолия, - да и потом  жители Голумети, в течении довольно долгого времени тайком наведывались на картофельное поле в поисках удачи, проявляя все признаки «золотой лихорадки». Да ведь время  было голодное.Всё золото я сдала государству и получила за находку клада наградные - положенные 10 процентов. Это были большущие деньги для меня в ту пору - целых две тысячи рублей. В местной газете вышла статья, где подробно описано, как «...Голуметская учительница нашла клад и сдала его государству». Я даже получила Благодарственное письмо за этот вклад в Победу за подписью Сталина. Потом мне сообщили, о на эти деньги было изготовлено 25 танков для Красной Армии. Проверяли меня и «энкаведешники», но так, для отчёта видно, без угроз и насилия. Поспрашивали, что да как, а колхозники подтвердили все мои слова., п наградная грамота Сталина- была моим оберегом.Жить стало нам с дочерью полегче.  Жители села мне тихо завидовали, но вслух никто не решался что- то сказать.  Меня охраняла наградная грамота от самого Сталина. Боялись...

Помню, катанки мои были вовсе тонкие и изношенные, латаны-перелатаны, а впереди была зима. Зимы в Сибири лютые и я отправилась на базар в Иркутск, где накупила себе и детям зимней тёплой одежды и обуви впрок, потом купила у местных побольше дров, чтобы не на одну зиму хватило, запаслась крупами и мукой, насолила побольше капусты и опустила её в погреб, впрок, кто же знает когда эта война закончится... А она через всего полгода и закончилась. В мае всем колхозом и отпраздновали Великую Победу. Стали дожидаться мужиков с войны. А Евстолия так и не дождалась.

После войны было тоже очень тяжело, многие сельчане не вернулись с фронта и женщины продолжали выполнять всю мужскую работу...» - так жила, вместе со всеми, со всей страной Евстолия Алексеевна.. 

 

Комментарии