Легенды и были семьи лабинского купца

Два здания (здания современного музея (Советская, 20) и соседнего – районной библиотеки (Советская, 18) входили в единый комплекс: два дома, два земельных участка принадлежали одному владельцу – известному лабинскому финансисту К.Я. Сушкову. Усадьба Сушкова включала также большой сад, флигель, конюшни, колодец, огороды и занимала целый пространство до пересечения современных улиц Советской и К. Маркса. В первом доме он проживал лично с супругой Матреной Андреевной и семьей сына, а второй сдавал в аренду местному офицерскому собранию. Дома близких по архитектуре. За этими двумя зданиями находилась электростанция и маленький благоустроенный сад. Там находился электробиограф.

Сушков Константин Яковлевич (ок. 1840 - 1918), купеческого сословия, приписанный к Майкопу, купец второй гильдии. Сушков К.Я. - лабинский финансист, в годы Первой мировой войны имевший монополию на водочную торговлю в ст. Лабинской, а также владевший табачной плантацией. К.Я. Сушков оставил о себе память, как о крупном лабинском меценате. Он много тратил денег на благотворительность, особенно на церковь и на просвещение.

Из рассказа праправнучки К.Я. Сушкова – Зелковской Киры Леонидовны (г. Москва)

Константин Яковлевич Сушков​ родом был из Ярославской губернии.

Во время Кавказской войны, служа в интендантской​ части, принимал участие в боевых действиях на Лабинской линии. За отличие в одной из операций под Псебаем его именем была названа одна из балок – «Сушкова балка»

После того, как в 1868 г. Кубань была открыта для переселенцев, Сушков, вернувшись в Ярославскую губернию, и женившись по любви на​ Матрене Андреевне​ (1846 – 1935), вместе с молодой женой переезжает жить в ст. Лабинскую. Здесь он покупает землю в центре станицы и начинает строить дом (здание современного Лабинского музея). Дом строился долго, но к рождению сына​ Евгения​ (родился в 1874 г.) был готов. У супругов Сушковых в семье всегда было обоюдное уважение, никто никогда не повышал голос, и вообще дома всем заправлял Матрена Андреевна. Муж ее слушался. И хотя Матрена Андреевна была из простых. Она очень любила книги и всю жизнь их читала.

Усадьба Сушковых включала в себя большой сад, флигель для прислуги (домик рядом с библиотекой), конюшни (там, где сейчас стоит двухэтажный многоквартирный дом на углу ул. Советской и К. Маркса), колодец, огороды. Сам дом имел 8 комнат.

Константин Яковлевич вел успешный бизнес. Он занимался оптовой вино-водочной торговлей, содержит плантацию табака. Подвалы собственного дома использовал для хранения алкогольной продукции и ее отпуска. До сих пор вход в подвал с правого фланга здания имеет каменный пандус – видимо для прокатывания бочек. Часто Константин Яковлевич сам на себе таскал эти бочки, так, что к концу жизни ноги отказали и он слег (кон. 1917 – лето 1918).

Сушков умел делать деньги, доходы были солидные, так что семья постоянно заказывала дорогое именные украшения, именной Кузнецовкий фарфор, а в конце каждого года «стригли купоны». В начале 1900-х г. на территории своей усадьбы рядом с жилым особняком Константин Яковлевич построил солидное полутораэтажное здание, которое сдавал в аренду местным организациям. В годы первой миров это здание сдавалось в аренду местному офицерском обществу. В последствии внучка Сушкова вспоминала про офицерские балы, как подъезжали экипажи к соседнему дому, что бывало, офицеры там напьются и начинают в потолок из револьверов палить.

Сын Сушкова – Евгений оказался совершенно далеким от торговли человеком.​ Отец его женил на​ Марии Доментьевне Ермоловой​ (1876 – ок. 1964) (невесту сыну Сушков привез из Ставрополя). В семье ее звали​ Метя.​ У молодых родились девочки​ Ефросинья​ (1894 – 1981), или​ Франя, как она себя сама стала звать после поездки во Францию в 1913 г. и​ Евдокия​ (1896 – 1985), или​ Дюдя, как ее звали в семье Позднее – младший из детей - сын​ Константин​ (погиб, воюя на красной стороне в 1918 г.). Крестили девочек в стоящей напротив дома Николаевской церкви. Крестными родителями стали: начальник Лабинской команды Кубанского казачьего войска Подъесаул Алексей Тимофеевич Федоров и купеческая жена Матрона Никитична Сурина. Семьи Сушковых и Суриных очень крепко дружили.

Чтобы у сына - Евгения Константиновича - был свой бизнес, отец купил ему дом и кондитерский магазин в Майкопе.

Там девочки занимались сначала с домашними учителями, а потом пошли во 2-3 классы Майкопской гимназии. Франи учеба давалась легко. Она очень любила читать книжки. А Дюдя училась с трудом: решать задачки по математики ей помогал отец – в гимназии она дважды оставалась на второй год. При доме у каждой из девочек были свои грядки, за которыми они следили. Мария Доментьевна всех великолепно обшивала, этот талант в последствие переняла у нее Дюдя, которая до самой своей старости будет обшивать всю семью.

Девочки любили купаться в двух речках: Лабе и Белой. Они рассказывали, что вода в одной из них была очень холодной.

В 1908 году, Евгений Константинович, разочаровавшись в торговле – у него совсем не было купеческой жилки – в молодом человеке жила страсть к путешествиям. В 1908 году он собрался уехать в Канаду. Жена отказалась уезжать из России. Молодой Сушков уехал один в Монреаль. Получился гражданский развод. Потом до Первой мировой войны переписывался только со старшей дочерью; на жену, видимо, осталась обида, что не поехала с ним.

Когда Мария Доментьева осталась одна с детьми в Майкопе, свекор ей сказал: «Нечего там сидеть, два дома содержать. Приезжайте к нам. У нас 8 комнат – на всех хватит».

Марии Доментьевне было тогда всего 32 года – совсем молодая женщина. Она пошла работать в какую-то благотворительную столовую. В Лабинской тогда было много иностранных инженеров (немцы, чехи). Молодая женщина познакомилась с чешским инженером, была любовь. Он ее звал с собой на родину, на что Мария Доменьтьевна отвечала, что куда же ей с двумя детьми, но при этом умалчивала, что у нее трое, а не двое детей.

​ Переехав в Лабинскую, Франя и Дюдя стали учиться в Лабинской женской гимназии, законоучительство в которой препадовал священник Николаевской церкви Илларион Смарагдов.

Ефросия и Евдокия Сушковы​ были абсолютно разные – у них разные друзья, разные интересы.

Франя училась очень хорошо. С детства очень любила литературу, и особенно Пушкина. Она на всю жизнь останется страстной пушкинисткой. А тогда, в 1913 году, по окончанию Лабинской гимназии, она «хвост трубой» и уехала в Париж, благо семейное состояние позволяло подобные путешествия. В Париже она познакомилась с внучкой Л.Н. Толстого, с которой потом переписывалась.​ Ефрасинья была девушкой начитанной, возвышенной. Здесь же, во Франции, она переделала свое, как казалось простое имя на французский манер – и стала звать себя Франей (так и в советском паспорте будет записано Франя Евгеньевна). После начала Первой мировой войны, когда переправлять деньги за границу стало не возможно, Франя вернулась в Россию.

В Лабинской она оставаться не хотела и уехала в Москву, где закончила Высшие женские курсы и получила педагогический диплом с правом преподавания русского языка и литературы.

А Дюдя всегда училась плохо, два раза оставалась на второй год. С 14 лет начала курить папиросы (всегда любила папиросы «Север). Курила потом всю жизнь и прожила до 90 лет.

Дюдя больше хозяйство любила. Она росла хулиганистой девочкой, везде ей все надо было: и в огороде, и в кухне, и на конюшне. Очень любила копаться в огороде, на что мама ей кричала: «Дюдя, где твои вуаль и перчатки».

До замужества Дюдя подбирала всяких беспризорников на улице.

Вокруг Дюди всегда было много поклонников. Один из них – брат ее одноклассницы Юлии Гурской, который продолжал ей писать, даже тогда, когда Дюдя была замужем. В 1924 г. он ей писал из эмиграции, звал ее в Париж, на что девушка ему ответила: «Не пишите мне больше. Там вы работаете на одного человека, а я здесь на всю страну». Надо сказать, что Гурский, будучи образованным человеком, смог найти работу только благодаря своей красивой внешности и стати: он сопровождал конные экипажи хозяев, стоя сзади карет. А Дюдя в это время работала в аптеке в Подмосковье.

Дюдя после окончания Лабинской гимназии тоже уехала в Москву, где закончила Высшие женские курсы и получила педагогический диплом с правом преподавания математики.

В доме Сушковых всегда было много людей: молодежь, чаепития, карты. В доме был белый рояль.

Девушки вспоминали, что любили сидеть перед домом на лавочке.

Дом Сушковых стоял напротив Церковной площади, с Николаевской церковью в центре. Местный священник любил ходить к Сушковым чай пить и в карты играть. Порой церковный колокол начинал звонить, а он все в гостях сидит. Матрена ему говорила: «Идите, батюшка, уже звонят» «Пускай звонят, - был ответ».

ВЕДРО БРИЛЛИАНТОВ.

ЧТО ДЕЛАЛИ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ЦАРСКОГО ДОМА РОМАНОВЫХ В ДОМЕ СУШКОВЫХ"

СУДЬБА СЕМЬИ ЛАБИНСКОГО КУПЦА КОНСТАНТИНА ЯКОВЛЕВЕЧИ СУШКОВА (3 часть)

В конце 1917 года мама написала Дюди, что дедушка совсем плохой, чтобы она возвращалась домой. Ноги у Константина Яковлевича уже не ходили – сказались долгие годы таскания бочек – весной он перенес три удара (возможно инсульт) и в мае 1918 г. он умер.

В июне 1918, в первый период большевистского правления, произошло еще одно трагическое событие в семье Сушковых. В один из вечеров кто-то из красных предупредил, что завтра придет ревком производить экспроприацию. Ночью Дюдя с мамой успели спрятать ведро с семейными сокровищами (брильянты, дорогие украшения, которые когда-то в большом количестве делались на заказ). Утром всю семью выставили из дома, в чем были одеты и лишь с одной кружкой в руках. Сушковы поселились в своем флигель, где когда-то жила прислуга. А над их домом был установлен красный флаг, в нем разместился стансовет. В поисках клада ревкомовцы два дня перерыли все – не нашли.

Власть менялась, как в чехарде. В конце сентября 1918 года в Лабинскую вернулись белогвардейцы, и семья смогла вернуться в свой дом. Вот какой интересный случай произошел в те дни в доме Сушковых. 20 октября 1918 года поздно вечером в дверь постучались. На пороге стояла группа людей: благородная дама с собачкой на руках в сопровождении нескольких мужчин. Они не представились, но попросились переночевать. Как в последствии выяснилось – это были представители царской семьи: великая княгиня Мария Павловна Романова (жена Владимира Александровича Романова – сына императора Александра​ II) со своими сыновьями великими князьями Борисом и Андреем Владимировичами Романовыми. Отдельно хотелось бы отметить, что великий князь Андрей Владимирович Романов на то время уже состоял в тайном браке со знаменитой балериной Матильдой Кшесинской, а через пару лет они официально зарегистрировали свой брак. А в те октябрьские дни 1918 года семья в сопровождении охраны держал путь из Кисловодска через Баталпашинскую, Лабинску на Туапсе и на Анапу для дальнейшей эмиграции в Турцию, что в последствии и спасло им жизнь. В тот октябрьский вечер в доме Сушковых на стол накрывали Дюдя и Мария Дементьевна. ​

Подали «вечерний обед». Когда гости поели, Великая княгиня поставила фарфоровое блюдо с остатками еды на пол для своей собачки. Этот её поступок возмутил Дюдю, и она, собравшись с духом, осмелилась сделать царственной особе замечание: «У нас не принято кормить собак из той посуды, из которой люди едят», - сказала Дюдя. Великая княгиня проявила мудрость и такт в данной ситуации. Она просто спросила: «Из чего же едят у Вас собаки?» «Из плошки», - ответила Дюдя. «Тогда окажите любезность принести плошку», - попросила Великая княгиня. Принесли плошку для собаки, переложили в неё из блюда еду, собака поела, и все остались довольны. Конфликт был исчерпан.

Вспоминая этот случай, Дюдя всегда любила акцентировать внимание на том, как она не побоялась сделать замечание царской особе, и как та её послушалась.

ФРАНЯ И ДЮДЯ"

В 1919 г. Дюдя вышла замуж​ за одного из сыновей полковника​ Солоцкого – Георгия Аполлоновича. Усадьба Солоцких находилась в станице Владимирской, но они постоянно обитали в Лабинской. У полковника Аполлона Минаевича Солоцкого было три сына и дочь Маруся. Солоцкий Аполлон Минаевич имел 500 десятин земли. В крови Солоцких было намешено 4 разных крови: русская, армянская,​ грузинская и турецкая. Старший из братьев (к сожалению, имя его не сохранилось), будучи подъесаулом, участвовал в бело-зеленом движении на Кубани, был правой рукой Шкуро. Погиб под Ставрополем: шрапнелью был убит наповал. Средний сын – Георгий, женился на Евдокии Сушковой. Он тоже воевал в армии Шкуро, в последствии был пленен красными, там и погиб. В 1919 г. у Дюди родился сын – Виктор. Было голодно, не было молока. Чтобы кормить ребенка Мария Доментьевна напекла пирожков и пошла торговать на дорогу. Мимо шли партии рабочих и все пирожки раскупили. Так женщины начали свой маленький бизнес. Кто-то сколотил навес, поставил лавки. Стали готовить иные блюда. Появился самогон. Так появились какие-то деньги.

В 1924 году Сушковы вместе с Матреной Андреевной уехали из Лабинской в Москву.

Семья прошла через многие испытания.

Франя вышла замуж за Казокина Петра Федоровича. Он приехал из Саратова, происходил из богатой семьи. Учился в Московской консерватории.

Семья Казокиных жила в Москве по Уланскому переулку, д. 13. В этом доме этажом ниже жила любовница маршала Тухачевского. Вокруг Тухачевского собрался кружок друзей. Они часто музицировали. Тухачевский играл на виолончели, а Петр Казокин пел. Их было 14. В 1937 Тухачевского арестовали, из их группы в 14 человек арестовали 13. Один был предателем. Петру Федоровичу дали 10 лет без права переписки. Его расстреляли через 7 мес. Когда на допросе его спросили «как он относится к советской власти», Казокин ответил, что «она не вызывает у него восторга». Через три дня после ареста мужа была арестована и Франя. Ей дали 9 лет лагерей. Сидела в Магадане вместе с женой Молотова. Ужас лагерей оставил неизгладимый след.

Франя Евгеньевна вспоминала, что когда часовые вели по лужам, по грязи, по холоду – они постоянно давали команду лечь. За невыполнение приказ – расстрел. Ложились в грязь. Потом мокрые, обдуваемые ледяным ветром шли дальше.

Детей Франи – детей врагов народа - забрала на воспитание Дюдя. Опекунство оформили на бабушку: Марию Дементьевну. Дюдя тянула всю семью. В войну из Москвы не уезжали. Страшно голодали. Питались водой с солью и картофельными очистками.

После войны Дюдя работала бухгалтером на нефтесбытбазе.

После возвращении Франи из заключения, она не могла устроиться в школу.​ Замечательный филолог, страстный пушкинист, она начала давать частные уроки, готовит абитуриентов в вузы.

Франя и Дюдя прожили оставшуюся жизнь вместе. В доме этих интеллигентных женщин всегда сохранялся строгий этикет: красиво сервированный с накрахмаленными салфетками стол, за котором обе сестры всегда сидели друг на против друга; дамы всегда красиво одеты, подкрашены (никаких халатов).

Они были очень гостеприимны: окружающие называли это кавказским гостеприимством. Очень вкусно готовили. Кира Леонидовна вспоминает, приготовленные бабушкой «почки в кохетинском вине».

До последнего дня Франя Евгеньевна боготворила и цитировала Пушкина…