Священная реликвия

Начало этой истории положил священник Свято-Троицкого храма протоиерей Михаил Шеметов, передав в дар нашему музею Православные богослужебные книги конца XIX начала XX века. На форзаце одной из них стоял штамп синими чернилами: «Игумения Антонина Настоятельница Кизляр. женск. монастыря».

«Акафист Живоносному Гробу и Воскресению Господню» был передан в музей из-за невозможности использовать его в богослужении по причине отсутствия многих страниц. Кто и когда принёс его в храм, отец Михаил не помнил.

Всё, что вначале удалось узнать о игуменье Антонине – годы её служения в качестве настоятельницы Кизлярского  Крестовоздвиженского женского монастыря: 1913-1918. О её судьбе написал протопресвитер Михаил Подольский  в книге «Новые мученики Российские», изданной в Америке в 1949-57 гг. по воспоминаниям княгини Н. В. Урусовой о её встрече с игуменией Антониной во Владикавказе зимой 1922 года. 

В г. Кизляре на единственном сохранившемся здании Крестовоздвиженского монастыря (сейчас в нём располагается тубдиспансер) висит мемориальная доска, где написано, что в 1917-1918 гг. в нём находился Военно-революционный комитет г. Кизляра. 

Вот что пишет об этом времени Урусова (со слов игуменьи Антонины): «В начале революции, когда грабили всё кругом и монастыри особенно, к ним ворвалась толпа большевиков, разорила всё, ограбила и застрелила несколько сопротивлявшихся монахинь. Когда на короткое время Кизляром овладела белая армия, то кто-то неизвестный указал им на лиц, разоривших монастырь и убивших монахинь. Они были белыми расстреляны. Когда же белая армия отступила и большевики стали уже полными хозяевами положения, то стали доискиваться, кто выдал их белым».  

Обвинили игуменью Антонину, ей пришлось скрываться. Она пешком дошла до Владикавказского Иверского  монастыря, где ей дали убежище. «По всему Кавказу были расклеены объявления: «Кто укажет местонахождение бывшей игуменьи Кизлярского монастыря Антонины, получит 3000 р.

золотом». Через некоторое время о местопребывании её во Владикавказском монастыре стало известно в ГПУ и монахини попросили Урусову спрятать матушку у себя. 

«Её нельзя было не полюбить. Дети души в ней не чаяли, и даже муж мой, довольно вообще равнодушный ко многому, с удовольствием беседовал с ней… Она же страдала ужасно при мысли, что, если её найдут, то ответит не только она, но и мы… Так прошло две недели… Один раз вижу, что Матушка всю ночь, стоя на коленях, так горячо молится в слезах.

Мне через марлю видно, и я спать не могла: её душевное состояние передавалось и мне. Рано утром она обращается ко мне и говорит:  — Исполните,

пожалуйста, мою просьбу. Пойдите к блаженной Анастасии Андреевне и, ничего не говоря ей другого, скажите только: «Матушка Антонина просит вашего благословения».

Анастасия Андреевна, юродивая подвижница, известная во Владикавказе даром прозорливости, проживала в

хибарке во дворе одного доброго христианина. Я пошла к ней, она спросила, в чём у меня нужда. Я ей сказала, что Матушка Антонина просит её благословения.  — Да, да! Скажи ей, чтобы ничего не боялась! Что задумала и о чём молилась, пусть исполнит, пусть исполнит. Пусть идёт в большой казенный, красный дом, пусть идёт».  Я передала М. Антонине её ответ, и лицо её просияло.  — Я решила сама себя сегодня отдать в руки ГПУ. Я очень мучаюсь тем, что вы можете ответить за меня.

Я молилась, и всё же был страх и колебание, но теперь, после слов блаженной, меня ничто и никто удержит»… 

Она ушла, простившись с нами с удивительно спокойным лицом, как бы ещё больше просветлевшим и похорошевшим. Она была в монашеском одеянии и с золотым игуменским крестом на груди. Несмотря на всё неудобства и опасности, она не снимала монашеского

одеяния.  Прошло немного больше часа. Мы сидели молча, отдавшись горю, и думали о её судьбе, как вдруг, моя одиннадцатилетняя дочь, смотревшая в окно, закричала: «Матушка Антонина идёт!» И она вошла, такая радостная, такая необычайно хорошая, что описать нельзя словами.

Вот что она рассказала: «Я пришла в ГПУ. Дежурный спросил, по какому я делу. Я ответила, что скажу и

назову себя только их начальнику… В это время приоткрылась дверь в коридор, и начальник сам выглянул. Увидев меня, он сказал:  — Пройдите. Я вошла.  — Что вам угодно?  — Вы за мою голову даёте три тысячи рублей? Я вам её сама принесла...  — Кто вы?  — Я — игуменья

Кизлярского монастыря. Игуменья Антонина.

Он был до того поражён, что встал и говорит:  — Вы, вы... Игуменья Антонина? И вы пришли сами к нам?

— Да, я сказала, что принесла вам свою голову. Он достал из ящика стола мою фотографию.

Я достала из кармана такую же.  — Вы свободны... идите, куда хотите. Когда я уходила, он сказал:  — Через год я обязан дать вам какое-либо наказание по закону.

Никто не проследил, куда она пошла из ГПУ, никто нас не тронул. Она поселилась открыто в монастыре, где прожила год.

Впоследствии я узнала, что её назначили на один год прислуживать в коммунистической гостинице Ростова, причём, она все же не сняла своего монашеского одеяния. Интересно, что ни один коммунист не допускал, чтобы она прислуживала ему. Они относились к ней без злобы, без каких-либо оскорблений и кланялись ей. В 1923 году такое было ещё возможно».

О дальнейшей судьбе матушки

Антонины Урусова узнала спустя 12 лет, живя в ссылке в городе  Актюбинске (Казахстан). В своих воспоминаниях она ссылается на  архимандрита Арсения, члена так называемой «катакомбной церкви», которого встретила там. Он рассказал ей, что по окончании срока наказания игуменья Антонина собрала около себя 12 монахинь, поехала в Туапсе, с целью высоко в горах основать тайный скит. Была арестована ГПУ вместе с монахинями и монахами других скитов, дальнейшая судьба не известна. 

Зная имя архимандрита Арсения, удалось найти архивные документы, открывшие трагические подробности этого периода жизни и светское имя игуменьи

Антонины (Архив УФСБ РФ по Краснодарскому краю Д.П-54881). Выяснилось, что о. Арсений был осуждён по делу тайных общин на Северном Кавказе в 1930 году.  Всего по этому делу было арестовано 163 человека священнослужителей и мирян.

В списке осужденных имени игуменьи Антонины не значилось, пришлось изучить личные дела всех проходивших по  этому процессу женщин. Досье на каждого осуждённого включало в себя графу «Служение». Таким образом, удалось выделить четырёх человек, подвизавшихся ранее в Кизлярском женском монастыре. Трое из них были монахини (Никитина Пелагея Павловна, годы служения 1898-1928, Уварова Евдокия Максимовна, годы служения 1907-1923, Гумуржи Пелагея Федоровна, годы служения 1920-1923) и одна игуменья (Покровская Вера Александровна, годы служения 1908-1923). 

Судя по периоду пребывания в монастыре,  игуменья Вера Александровна Покровская могла быть игуменьей Антониной. Подтверждала это предположение  и дата рождения В.А. Покровской, указанная в деле – 1878 год. Сопоставив эту дату с описанием  Натальей Урусовой матушки Антонины: "Она была необыкновенно привлекательна, не только ласковой духовной красотой, но и наружной необычайной красотой, будучи очень моложавой. Ей нельзя было дать сорока лет, как ей было», можно сделать  вывод,

что речь идёт об одном человеке. 

Это предположение оказалось верным – при изучении дела монахини Серафимы (не связанной с Кизлярским монастырём), встретилась такая фраза из её показаний на допросе 20 сентября 1929г.: «Поблизости был организован еще один монашеский скит - во главе с игуменией Антониной (Верой Покровской)».

Из материалов дела: Покровская Вера Александровна, родилась в июне 1878 г. в городе Владикавказе Терской области. Дочь офицера, внучка протоиерея. Начала своё служение в Георгиевском женском монастыре, ст-ца Горнозаводская. Годы служения 1894 – 1908.  Сложно провести полную реконструкцию жизни игуменьи Антонины в период 1923-1929 гг., пользуясь скупыми данными уголовных дел кизлярских подвижниц. Жили они крестьянской общиной в доме с усадьбой, принадлежавшем или взятом в наём В.А. Покровской на хуторе Шуюк (Краснодарский край, Туапсинский район). В доме была устроена церковь, где проводил службы священник о. Алексей Шилкин (видимо, ему удалось избежать

ареста, в числе осуждённых его нет). 

К делу приобщена справка из сельсовета: "У гражданки Покровской в течение ряда лет проживает пришлый неизвестный элемент, работающий в её хозяйстве без заключения договоров и прописки… Покровская в общественной жизни никакого участия не принимает, общественных нагрузок не несёт. Права голоса лишена как служительница культа (игумения)»

Матушка Антонина и жившие в её усадьбе монахини были арестованы соответственно 17 и 18-19 сентября 1929 года. 

Приговор В.А. Покровской («Руководительница тайного Тихоновского скита Черноморского филиала контрреволюционной церковно-монархической организации "ИПЦ", в ее доме была тайная церковь" Статья ст.58-10 ч.2,58-11 УК РСФСР) – 10 лет концлагерей. Приговор вынесен 27 февраля 1930 года тройкой при ПП ОГПУ (Полномочное представительство Объединённого государственного

политического управления) по Северо-Кавказскому краю и ДССР (Дагестанской ССР).

Монахини были осуждены как участницы Черноморского филиала контрреволюционной церковно-монархической организации "ИПЦ" и получили по 3-5 лет исправительно-трудовых лагерей (П.Ф. Гумуржи - условно).

Последняя строка во всех делах одинакова: «Дальнейшая судьба неизвестна».

Президиумом Краснодарского краевого суда 19 августа 1965 года Вера Александровна Покровская была реабилитирована. 

Русской Православной Церковью Зарубежом (Архиерейский Собор РПЦЗ в 1981 г.) игуменья Антонина была причислена к лику святых в сонме Новомучеников и Исповедников Российских с именем Антонины Кизляровской.