Как раньше жили

Сорок лет… Это много или мало? Для истории страны – один миг. А для жизни человека? Сорок лет было Ветюгову Николаю Ивановичу среднему сыну Ивана и Ульяны, когда, вернувшись домой после немецкого плена умер дома от ран и болезней. Жизнь его была удивительна, коротка и трагична. Когда исполнилось Коле 10 лет в стране произошло событие, которое перевернуло судьбы миллионов – Великая социалистическая революция, затем коллективизация, служба в армии, финская и Великая Отечественная. Слишком много событий для сорока лет…Как и все деревенские парни, отслужив три года в армии женился. Взял Дуняшу из соседней деревни Кожевихи. Вот этой Дуняше и выпало растить троих сыновей одной: Виталия, Вячеслава и Юрия, которых успела родить до войны. Дуняша – Евдокия Ивановна, в отличии от своего мужа прожила долгую жизнь. Жила, трудилась, водилась с внуками и всякий раз, когда маленькие детки дергая за подол приставали: «Баааб, расскажи, как раньше жили…», плакала и рассказывала: «Коля меня жалел очень. Кабы был он жив, разве так я жила бы. Когда гуляли по беседкам, понравились друг другу. А у Коли была уж невеста – Шурка из Кротова, сестра Миши Ветюгова. На ней он хотел жениться, а мне сказал: «Надумаешь за меня – дай весточку». И я надумала – в самый последний момент, когда уж он свататься собрался к Шурке ехать. Коля все расстроил с Шурой и приехал за мной. Долго, долго обижалась вся Шуркина семья, а когда Миша Ветюгов после войны стал председателем колхоза, а Николая не стало, даже мстил мне – притеснял. Женились мы с Колей после службы в армии. Служил мой Коля – Ветюгов Николай Иванович (1907-1947), уроженец деревни Кротово, ныне Шахунского района, в 1-м Конвойном полку с 1928 по 1931 год.В 1939 году началась финская война.

Колю забрали на войну, а дома осталась мать – Ульяна Федоровна, мне свекровью приходилась (звала я ее маменька), и я с детьми. С 9 октября 1939 по 7 августа 1940 года был Коля на финской войне. В 1940 году финская война закончилась, и Коля пришел домой победителем, с почетной грамотой, с именным оружием. Наградная винтовка с памятной надписью на прикладе и финка. А в июне 41-го уже забрали снова на войну. Ой, тяжело без него мне было – досталось…Юру рожала: жала в поле рожь, чувствую: спина и живот болят – надо домой идти… И дожать надо, чтобы завтра не приходить уж на эту полосу. А дома детки, маменька… Сноп с собой надо унести… Прихватила сноп еще под мышку… В овраг спустилась, как речку перепрыгнула – так тут на берегу и родила. Серпом пуповину перерезала, завернула Юру в подол, а сноп жалко оставлять – его опять под мышку. Из оврага еле вылезла… Так домой и пришла, через порог перешагнула, и ноги подкосились. Маменька заохала, пошла баню затоплять… Коля с войны вернулся весь больной и израненный – был в немецком плену. Врачи говорили, что надо отнимать ногу, а он не дал: "Надо сеять и пахать, хозяйство поднимать, а я без ноги..." Да, еще добило его то, что стали проверять: "не враг ли народа". Проверку прошел в Каменск - Уральском проверочном фильтрационном пункте. Компрометирующих сведений не нашли и отпустили домой, но дома он пожил мало: 13 января 1947 года умер от заражения крови. Было ему всего 40 лет. Коля был очень, очень хороший, умел хорошо шить (за счет этого ремесла он и выжил в плену). Принес с войны иконку, которая и спасла его там: она крошечная, металлическая от складня створка. Нашел в земле под ногами, когда бросили фашисты этот лагерь вместе с узниками на верную гибель (уходили фашисты в спешке т.к. наша армия наступала). Пленные были настолько измождены, что не могли даже стоять и ползком в грязи искали, что-нибудь поесть. Лошадь дохлая лежала - они червяков смахивали с мяса и глодали, тут под ногами он и нашел иконку эту, думал, что не наш бог изображен, с множеством рук…принес ее домой свою спасительницу… Так и жила я: и до войны, и в войну, и после войны – все одна с детьми да маменькой. Тяжело было, ой, тяжело… Пахали на быках – как упрется – не идет и всё, хоть реви. Коровы такие доходяги были – какое молоко от них! Подвязывали даже, только бы до весны дожили. Всю солому с крыши скармливали им. Самим-то нечего было есть – лебеду да клеверную кашку собирали, да гнилую картошку собирали на полях весной, когда вытает уж из-под снега, да песты. По один год, как сковало землю на Ивана Постного (Иван Постный 11 сентября), так уж больше и не отпустило – вся картошка в земле осталась до весны. Голод страшный был, много народу примерло в тот год. И еще мне тяжело было тем, что дети все сыновья – не было им мужского воспитания, потому и была я и за мать, и за отца. В деревне звали меня Дуня Большая.»

Много времени прошло с тех далеких лет. Ульяна дожила до 90 лет и всех своих сыновей похоронила раньше срока: Александра в 1949 году (тоже прошел войну и тоже умер в сорок лет), Николая в 1947 году, младшего Павла в 1973 г. Осталась о них только память да иконка, которую нашел Николай в немецком плену. Оказалась она иконой Божией Матери "Знамение" и явилась для него в минуты отчаяния знаком милости и заступничества.

Николай с женой Евдокией, фото 1930-е гг.