Всему начало здесь - в краю моем родном!

«У каждого человека есть своя малая родина. Для меня – это деревня Пидьма и река Свирь. В «Путевых заметках» Докучаева-Баскова я прочитала яркое описание и Свири, и Пидьмы: «Вот направо опять вид прекрасный, как мечта. На высоком куполе холма, высясь, красуется беленькая церковь. Находясь выше всего, как на выставке, она резко очерчивается на фоне светлого неба легкостью и изящностью своих форм. Какой прекрасный, светлый страж берегов Свири! Выше этой церкви не вознесся ни один присвирский храм. Как светлый образ Воскресения затмевает собою все иные священные изображения своей яркостью, жизненностью, законченностью, так образ Пидьмы затмевает собой все виды на другие свирские пейзажи…». Это моя Родина! И я счастлива!» - с гордостью произносит эти слова Заслуженный учитель РСФСР, краевед Лидия Александровна Федотова.

Лидия Александровна родилась 28 марта 1936 года в деревне Пидьма Подпорожского района Ленинградской области. Отец Александр Васильевич окончил Алексеевское училище, затем учительскую семинарию. Когда началась Первая мировая война, в чине младшего прапорщика ушел на фронт. В 1920 году венчался в Пидьме и остался здесь работать учителем. До войны семья жила безбедно: держали хозяйство, была пасека. Когда началась Великая Отечественная война, отец занимался эвакуацией населения Пидьмы.

Из воспоминаний Лидии Александровны:

«Так сложились обстоятельства, что наша семья попала в плен к фашистским оккупантам и полных три года находилась в концлагере № 5 города Петрозаводска. За колючую проволоку попал и наш папа, которому, когда началась война, было 46 лет. Папа готовился уйти в партизанский отряд, но председатель Пидемского сельсовета уговорил его остаться в деревне и организовать эвакуацию населения… Решено было с оккупируемого финнами района ехать на Урал. Мой старший шестнадцатилетний брат Виктор собрал группу подростков, и они погнали стадо коров к Свири, которое в сопровождении ребят вплавь по реке добралось до левого берега, где стадо передали партизанам. Между тем время шло, а обещанный транспорт все задерживался. Буксир с баржей подали с опозданием лишь в середине сентября. И мы смогли добраться только до деревни Плотичное: финны начали обстрел прибрежной зоны с самолетов, отцепленную от буксира баржу с людьми пригнало к левому берегу, и наш путь на Урал на этом закончился. Беженцы покинули баржу и вернулись в Пидьму. И вечером того же дня по лесной дороге из Остречин пришли оккупанты. Дождливой осенью рано темнеет, и вот из лесу послышался гул моторов. Со стороны сарая мы увидели, как к деревне, словно чудовища, движутся, выскакивая из тени в прыгающих лучах фар, автомашины, мотоциклы, другая техника, слышатся крики, команды на непонятном языке. Не только нам, детям, но и взрослым было страшно. Эта мрачная картина вражеского вторжения запечатлелась в моей памяти до сих пор.

Финны, ведущие себя, как полновластные хозяева, быстро заняли все дома, пустующие после самостоятельного выезда части сельских жителей. Заходя в дома с семьями, они отбирали и уносили все, что им нравилось, их наглое поведение, самоуправство пугало людей, особенно отчужденно, замкнуто по отношению к ним вели себя дети, а они-то безошибочно чувствуют – от кого можно ждать неприятностей. Вскоре всем коренным жителям объявили, что им предстоит переезд на новое место жительства и потому надо каждой семье подготовить в дорогу самое необходимое из вещей. Я помню, как мама сделала для меня рюкзачок из белой наволочки в красный горошек, пришила лямочки из кушака и сложила в него мою легкую одежду. И я очень берегла этот узелок. На несколько семей давали по одной подводе, чтобы увезти на них детей и вещи потяжелей. И вереница из подвод и людей, как по этапу, двинулась в сторону Токарей. Растянувшуюся колонну с обеих сторон сопровождали вооружённые конвоиры. На железнодорожной станции Токари пидемцев загнали в вагон, в котором, судя по запаху, раньше перевозили скот, и доставили в Петрозаводск, где для нас уже были сколочены бараки. Пленников поместили в одну небольшую комнату с единственным окошком. Старшие были подавлены, озабочены — всех мучила неизвестность — что ждет всех нас дальше.

У каждой стены в комнате стояли двухъярусные нары. Нас набилось тут 19 человек, двигались только между нарами. Всех взрослых определили на работу, моя мама попала на Онежский завод, папа — на лесоповал, мой брат Толя также должен был валить лес. Старшая сестра Люся была направлена в бригаду огородников. Брат Виктор, который успел уйти из деревни, хотел податься в партизаны, но был финнами пойман, избит и привезен в наш пятый лагерь — его тоже отрядили на лесозаготовку. Но позже, узнав, что он учился в медицинском заведении, его перевели в лагерный лазарет, Виктор и жил при лазарете, поскольку больных было много. Для узников установили жесткий режим дня: подъем в 6 часов утра, через час — на работы до полного выполнения определенного задания, кто с ним не справлялся – лишали пайка. Крайне тяжелыми были нормы выработки на лесоповале, особенно для парней, возраст которых подходил к призывному, которые способны были совершить побег. Случалось — их убивали при попытке к бегству. Особо следует сказать о питании. Средняя норма в лагере составляла на человека 1 кг муки неизвестного происхождения на неделю. Кто работал — кормили один раз в день. Иногда давали по две морковины или репы. Я не помню ни одного дня, когда бы не хотелось есть, голод мучил всех и больше всего старших да родителей, которые старались отдать малым детям последнее. Трудно припомнить и то, как мы, дети, одевались в лагере (зимой обычно мерзли), чем занимались. В памяти одни пустые, холодные коридоры со сквозняками и крыльцо с боковинами и четырьмя ступеньками — вот здесь мы в основном и проводили свободное время. Плакать мы боялись: за это и любой проступок полицай бил по спине, ногам резиновой дубинкой. Пленники отощали, болели и умирали. В лазарет тяжело заболевших не брали — ни детей, ни взрослых, лечили только тех, кто мог еще работать. В 1941-42 годах ушла из жизни почти половина узников концлагеря № 5, самого крупного в Петрозаводске. В меня засели, укрепляясь со временем неволи, два чувства — голода и страха (кстати, они долго не проходили и потом, уже после освобождения). Казалось, вся жизнь проходила мимо меня. Как окунусь в прошлое, перед глазами стоит алюминиевая кружка с какой-то мутноватой бурдой, в которой плавают коричневые кусочки овощей. Я доставала эти кусочки, проглатывала, почти не жуя, и потом выпивала похлебку. С этой кружки кормила дедушку, который уже не мог ходить и все лежал на нарах. Подсаживаясь к нему, кормила его с ложечки, а он ел мало, говорил, чтобы ела я. А через какое-то время замолчал, закрыл глаза. Когда меня опустили с нар, он умирал. От голода умерла и бабушка Шура, старшая сестра папы.

Меня, как самую маленькую, все старались поддержать и, конечно же, больше других мама, делившаяся своим пайком. От тяжелой работы и недоедания она заболела, ее увезли в больницу, где её поддерживал ее сын Виктор, он и выходил маму. После болезни ее оставили в лагере, где она убирала коридоры и дворы. Финны следили за чистотой и если обнаруживали грязь, пыль, избивали дежурных пленников, у которых был огромный объем работ, дубинками. И все равно антисанитария сказывалась: ночью спали плохо — заедали клопы, вши и блохи. Периодически всех стригли, и старосты водили нас из бараков в баню. В бане было жарко и душно от пара: я падала на пол, а мама мыла меня, а потом других своих детей. Белье пропаривали в шкафчиках, даже больно было руками брать его, настолько оно горячее, а надевать его на мокрое тело просто пытка. Эта банная картина тоже навсегда запечатлелась в моей памяти.

Когда открыли для узников в лагере школу, я ходила в нее редко — пухли от истощения ноги, да и с одеждой было плохо. Все хорошие вещи папа, выезжавший на лесозаготовку, променял в деревнях, хуторах на съестное. С лета 1942 года его, как учителя по профессии, перевели в школу. Но пробыл там недолго: он среди других дисциплин должен был преподавать урок лютеранской религии, но папа ее не знал. Мало того, у него хватило смелости сказать, что скоро придет Красная Армия, освободит узников, и советские учителя снова будут учить детей так, как было раньше. За эти слова папу бросили в тюрьму, где он целый месяц подвергался избиению, издевательствам охранников. Кончилось все тем, что однажды открылись двери нашего барака и два здоровых полицая, раскачав тело избитого отца за руки и за ноги, бросили его в коридоре. Мы, дети, стояли кучкой, не шелохнувшись, а мама подскочила к папе и, встав на колени, послушала – дышит ли он? Полицаи ушли, и мы занесли папу в комнату, положили на нары. Все плакали, а отец ласково гладил нас по головам. Как только он немного окреп, начал ходить, его направили на другую работу — чистить уборные бараков. Нам было больно и обидно за отца, несомненно, фашисты перевод его, учителя, на эту работу сделали сознательно в ответ на строптивость. А папа не падал духом, он верил в победу нашей армии и вселял эту уверенность в наши души. Вывозя нечистоты за лагерь, он привозил из лесу ветки сосны и ели, кипятил их и горьким настоем, поил нас, предохраняя слабые организмы от цинги и других хворей. Он всячески стремился поддержать нас, вдохновлял рассказами о хорошей жизни после освобождения из плена, читал нам сказки, стихи.

В концлагере № 5 зимой побывал правитель Финляндии фельдмаршал Маннергейм. Я помню этого высокого, худощавого военного, на котором форма просто сверкала. Когда он подъехал к нашему бараку, мы обратили внимание, что этот военный без резиновой дубинки, которой все боялись. После его визита в лагерной жизни произошло некоторое улучшение в питании и послабление в режиме работ. Увеличили норму дневного пайка, стали выдавать понемногу хлеб, галеты, сахарин, какие-то крупы. Часть узников из старых зданий-развалюх расселили по другим баракам. Эти меры способствовали тому, что смертность убавилась, реже стали гулять дубинки по ногам и спинам детей.

Мы, последние свидетели войны, пережили очень тяжелые испытания, и нас не случайно приравнивают к участникам военных событий. Мы боролись за жизнь, за человеческое достоинство, русскую культуру. Верили в победу и ждали, что придет час освобождения. В результате успешно завершившейся Свирско-Петрозаводской операции в июне 1944 года был освобожден и наш край и город Петрозаводск. Свобода пришла с моряками-краснофлотцами Онежской флотилии и другими воинскими частями Карельского фронта.

Словами не передать, как уцелевшие узники радовались победе. Вместе со всеми радовалась избавлению от фашистского плена и наша семья. За три пережитых года военного времени на наших лицах появились первые улыбки, но до полной победы ещё было далеко. Папу по мобилизации направили на Западный фронт, моего старшего брата Виктора — на Северный, а мы после прощания с ними подались в родные места.

После войны Лидия Александровна окончила семилетку в Пидьме. В 1950 году поступила в Лодейнопольское педагогическое училище, которое готовило сельских учителей. После окончания училища работала в Согиницах в начальной однокомплектной школе. Пришлось обучать всем предметам сразу четыре класса. Шесть лет проработала Лидия Александровна в Согиницах. Занималась общественной работой, участвовала в художественной самодеятельности, возила ребят на художественные смотры. Раньше ребята из Согиницкой школы никогда не участвовали в праздниках, поэтому относились к ним несерьезно. Но инсценировка про Щорса, поставленная Лидией Александровной, многим доказала, что ребятишки из деревенских школ очень талантливы. Работу в школе Лидия Александровна совмещала с учёбой в Петрозаводском педагогическом институте на историческом факультете. На последнем курсе института попросила перевода в Подпорожье. Места учителя истории не было, предложили работу в ГОРОНО – младшим инспектором начальных классов. Часто отправляли в командировки по району, но такая загруженность не пугала Лидию Александровну. За 50 лет педагогического труда она прошла все ступени мастерства: воспитатель группы продленного дня, организатор внеклассной работы, учитель, завуч по учебно-воспитательной работе, директор школы. За многолетний добросовестный труд Лидия Александровна награждена Грамотой Министерства Образования РСФСР, удостоена звания «Отличник народного просвещения», «Заслуженный учитель РСФСР», но главная ее награда – любовь и уважение учеников, многие из которых выбрали нелегкий труд педагога. На протяжении многих лет Лидия Александровна увлеченно занимается краеведением. Она является автором нескольких книг. Среди них: автобиографическая повесть «Я – учитель» (2017 г.), историко-краеведческие очерки «Село на трёх холмах» (2007, 2012гг.), «К Свири душою прикипели» (2019г.), знакомящие с историей Пидьмы, упоминаемой в 1563 году в Важинском погосте, как деревня на усть-Пидьмы, вотчина новгородского Спасо-Хутынского монастыря. Опираясь на архивные документы, историческую литературу, воспоминания старожилов, автор очень точно воссоздает картины прошлого: это и период коллективизации, и предвоенные годы, когда Пидьма была одним из самых богатых сел в нашем крае, это и восстановление села после войны.

Большое внимание Лидия Александровна уделяет теме распространения христианства в Присвирье, которое сопровождалось строительством православных храмов. Первая православная церковь в Пидьме была построена в 1596 году. Деревянная шатровая Покровская церковь простояла более 300 лет. Строили её люди с любовью, выбрав самое красивое место на высоком холме в центре села. Радовал людей сам вид церкви: высокая, устремившаяся к небу, она вносила величавость в привычный сельский пейзаж. Церковь сгорела в 1939 году. Удалось спасти несколько икон, лампадок и подсвечников, долгое время хранившихся в домах сельчан. До сих пор в семейных архивах жителей Пидьмы бережно хранятся фотографии церкви.

В 1844 году в Пидьме был построен храм Николая Чудотворца. По преданию, он был построен в честь явления иконы Николая Чудотворца, которая появилась на берёзе. Икона оберегала от бед, исцеляла от болезней. В Великую Отечественную войну церковь была разрушена. Когда жители Пидьмы после войны вернулись домой, на месте храма оставалась груда камней, но люди помнили церковь и поклонялись этому святому месту.

Старейшим храмом Присвирья является Преображенский каменный храм, построенный в 1830 году рядом с древней деревянной церковью. Внутри собора стояли большие печи, изящно отделанные голубоватыми изразцовыми плитками. Мягкий свет проникал в храм через узкие высокие витражные окна. Со стен и потолка на прихожан смотрели лики святых. Звучала приятная музыка. Собор прекрасно смотрелся и в зимний вечер на фоне затянутого облаками неба, и в весеннюю пору пробуждения природы, и летом, особенно в синеве белых ночей. Храм гармонично вписывался в сельский пейзаж, был нераздельным целым с тремя холмами и могучей Свирью-матушкой под ними. А колокольный звон, возвещающий о начале каждого дня, вселял в души людей светлую радость. Преображенский собор был действующим до середины 20-х годов прошлого века. В 1937 г. его закрыли, а купола и колокола увезли на переплавку. Второй раз собор пострадал уже во время Великой Отечественной войны. В 2007-2009 отреставрирован. Инициатором и руководителем преобразований стал представитель пидемской династии Романовых А. Ю. Молчанов, Почётный гражданин города Подпорожье.

В своих краеведческих работах Лидия Александровна знакомит земляков и со своей родословной. По рассказам её отца и деда, их большой род живёт на территории Присвирья уже в девятом поколении. А начиналось всё так. Во второй половине XVII века в деревню Пидьма из Великого Новгорода прибыла новая группа переселенцев – мастеровых, церковнослужителей. В её составе был и Пимен Пименович со своим сыном Фомой. Не известно, какую ступень занимал Пимен Пименович в церковной иерархии, но достоверен факт, что он стал основателем родовой династии. Все Пименовы, прежде всего по мужской линии, были не только большими тружениками, но и настоящими патриотами, защищавшими интересы своей страны и народа от посягательств захватчиков. В первую мировую войну они сражались на передовой, отражая атаки иноземцев, в Великую Отечественную войну добровольцами уходили на фронт, в партизанские отряды.

В 2015 году в Подпорожской районной библиотеке состоялась презентация

документального фильма «Колючее детство» (автор сценария – краевед, журналист П. Васильев, режиссёр Е. Гореликова). Фильм рассказывает о невыносимых тяготах и страданиях наших земляков, попавших в финский концлагерь. Почётными гостями встречи были героини фильма Лидия Александровна Федотова и её сестра Людмила Александровна Юрьева.

Сейчас, несмотря на почтенный возраст, Лидия Александровна Федотова работает над новым краеведческим изданием, посвящённым истории своей малой родины и своим замечательным землякам.