Большой друг маленького народа
«…Он нам как брат»,− так характеризовали удэгейцы почетного жителя села Гвасюги Георгия Ивановича Кузьмина., Переяславка, Хабаровский край
В фондах Краеведческого музея района им. Лазо хранится небольшая, уже выцветшая фотография конца 30-х годов с надписью на обороте «Георгий Кузьмин». На ней запечатлен русский молодой мужчина в удэгейском национальном костюме, с охотничьим ружьем в руке – учитель, весельчак, балагур с пышным чубом, игру которого на балалайке и гармошке по вечерам слушала, как он сам шутил, вся хорская тайга. В будущем его ждала тяжелая учительская работа, Великая Отечественная война и возвращение к добрым своим друзьям с любимой женой.
« …Он нам как брат»
- это характеристика как дань уважения и признания человека, отдавшего большую часть своей жизни делу воспитания и образования удэгейцев.
Мечта - стать учителем...
Георгий Иванович Кузьмин родился на Дальнем Востоке в с. Святогорье в большой крестьянской семье – 18 детей. Время их становления пришлось на гражданскую войну. Георгий закончил семилетку, и была у него мечта - стать учителем. Но с таким образованием в учителя не брали, поэтому пошел работать на пасеку. Однако, в школе, работавшей в две смены, не хватало учителей. И паренька пригласили заниматься с четвертым классом. Посопротивлялся, но согласился, ведь мечтал об этом. Его проводили по классам, дали программу – и вот, первый самостоятельный урок. Георгий так сильно волновался, что половину класса не видел. А директор в это время под дверью подслушивал, как ведет урок молодой «учитель». Только урок закончился, бросился Георгий к двери и так толкнул ее, что «шибанул» директора. Тут уж совсем ему плохо стало, говорит, больше в школу не приду. Но все равно уговорили. И с тех пор стал учительствовать.
Начало пути
В августе 1933 года молодой учитель Георгий Кузьмин и заведующий школой-интернатом Анатолий Масленников были направлены в Джанговскую школу к «загадочным» для них жителям Хорской долины − удэгейцам, в прекраснейший и живописный уголок лазовской тайги.
Путь был долгим и непростым.
Из воспоминаний Г. Кузьмина: «Только на восьмые сутки поздно вечером мы достигли стойбища Джанго. Подплывая к нему, мы еще издалека услышали странный шум, как будто кто-то неистово барабанил в кастрюлю и бил в барабан.
− Что это? – разом испуганно спросили мы у наших проводников.
− Сама (шаман) – кратко ответил проводник Кикуса.
Оказывается, шаман совершал очередное камланье перед началом ловли осенней киты. Мы опасливо оглянулись вокруг. Чем-то первобытным и сказочным повеяло от сумеречной после заката реки. На наше замечание о том, что рыба-то ловится не по воле шамана, Кикуса, помолчав, ответил: «Однако мал-мал помогай – рыба лови помогай, мясо стреляй помогай, болей время человек – шаман тоже хорошо помогай».
Мы пристали к берегу невдалеке от костра шамана. Он выплясывал дикий танец, бубен гремел на всю тайгу. У костра мы не стали задерживаться, а пошли к школе, куда нас с факелом из горящих смолистых лучинок провожал молодой проводник и будущий ученик школы Сулака. Где-то лают собаки, за рекой кто-то кричит на незнакомом нам языке, а в ответ – эхо.
Пройдя потихоньку по валежине протоку и медленно пробираясь через бурелом, мы внезапно оказались у крыльца. Это была школа-интернат. Положив вещи на крыльцо, наш проводник ушел к себе в юрту, а мы отыскали в вещах свечку и вошли в школу. Увиденное нас поразило. Летом, наверное, ураганом свалило огромный тополь, который упал на школу, раздавил крышу и пробил потолок. На полу росла трава, в окнах не было стекол, школа отсырела, от стен веяло необжитостью и затхлостью. Обойдя всю школу, в одной из комнат обнаружили чугунную печку, растопили ее, сразу на душе стал таять холодок подавленности и тоски по Переяславке.
Легли спать. Говорить ни о чем не хотелось. Огарок свечи догорел и мы погрузились в полную темноту, слушая ночную тишину. Долго не спалось, каждый из нас был занят своими мыслями, но усталость вскоре взяла свое, мы забылись в беспокойном сне…»
Утром учителя проснулись от щебета птиц и веселых голосов ребятишек, игравших невдалеке от школы. От вчерашней подавленности не осталось и следа. Во второй половине дня было собрано все население стойбища, на котором молодые учителя рассказали удэгейцам о цели своего приезда, о том, что дадут им знания и просили о помощи для скорого начала занятий. Но председатель туземного совета Ватану сообщил, что все охотники долины с семьями ушли далеко по рекам и дети с ними. Чтобы собрать детей в школу, нужно, прежде всего, разыскать кочевья. Собрание длилось долго, и наконец, приняли решение − Кузьмина послать с переводчиком по рекам Хор и Чукэн в поисках кочевий.
Разведчики грядущего
На следующий день он, Нэдьга Кимонко и два батчика отправились в далекий путь. До стойбища Чукэн добирались десять дней, так как приходилось останавливаться у каждой юрты, где были дети, беседовать с недоверчивыми родителями, невозмутимо покуривавшими трубку, убеждать их отправлять детей не в тайгу на охоту, а в школу для того, чтобы ребята имели образование.
Из воспоминаний Г. Кузьмина: «Удэгейцы слушали с большим вниманием, молча вздыхали, но отправлять в школу не хотели. Когда безуспешно обошли все юрты стойбища, я отправился к бату, сел в него, раздумывая, что же предпринять. Тут подошла Нэдьга, я спросил у неё, почему родители и слышать не хотят о школе. Она, чуть помедлив, сказала: «Сама-на Иванса запрещает, говорит, что школа и грамота удэгейцам не нужны, дети забудут родителей, не будут их рыбой, мясом кормить. Потом еще говорит, что русские бить будут детей палкой по голове…»
Несмотря на это, Георгий решил еще раз попытаться убедить родителей. На это ушло еще несколько дней. Но переговоры с родителями все же завершились успехом учителя. Он договорился с ними, что если детям будет плохо в школе, они заберут ребятишек домой. Сборы для детей были большой радостью. Они взяли с собой накомарники, шкуры животных вместо матраца, остроги для ловли рыбы, сетки, а также оружие, включая карабины. Из стойбища Чукэн учиться поехали семь ребят разного возраста и среди них уже взрослые парни.
В это время в школе все было готово к приему учащихся. Появились кровати, застланные одинаковыми одеялами, тумбочки, посуда. В учебных комнатах подготовлены плакаты, учебники и прочие школьные принадлежности.
"Амугдо сикили" и "заговорённая пуля"
Из воспоминаний Г. Кузьмина: «…В первый же вечер не обошлось без курьезов. Вечером, после ужина, я, как воспитатель, уложил учеников спать на кроватях. Когда же мы с Масленниковым вошли в спальню, то своих питомцев не нашли. Оказывается, все они спали на полу на шкурах, как привыкли у себя в юрте. На наш вопрос через переводчика Пусану ребята отвечали: «…Высоко от земли, упасть можно, на подушке голова сидит». Я понял свою оплошность и показал ребятам, как нужно правильно лечь в кровать…
Непросто было приучать ребят и к новому режиму.
Ровно в семь часов утра я дал звонок, объявил подъем по звонку дети проснулись и в полном безразличии к моим командам спокойно осматривали спальню, что-то бормоча друг-другу. Я подошел к переводчику Пусана и объяснил ему, как нужно выполнять команду «подъем», сам продемонстрировал все действия. Пусана спокойно сказал: «Зачем так быстро? День большой, потихоньку лучше.» Как я ни бился, ничего не добился. Физ-зарядка не состоялась, дети не понимали, зачем она нужна. Только умывание прошло с оживлением. Девочки мылись отдельно, а с мальчиками я пошел на протоку. Сняв с себя одежду до пояса, я почистил зубы, обдался холодной водой до пояса и произвел обтирание тела с растиранием его до красна. Через переводчика я попросил их сделать тоже самое. Не обошлось и без недоразумений. Некоторые глотали раствор зубного порошка, чтобы немного ("амугдо сикили") желудок почистить».
Долго дети не могли привыкнуть к кроватям, не ели ничего соленого, привыкшие к юколе и лепешке, без соли испеченной на огне свежей рыбе. Отказывались они и от сладкого. После занятий мальчики обычно брали свое оружие и уходили на охоту. Ловили рыбу, и тут же, на берегу, съедали её в сыром виде.
Иногда из интерната доносились крики и плач детей: суеверным ребятишкам везде мерещились злые духи, которые вселялись в них, и учителям, выстрелом из ружья или карабина «заговоренной пулей» приходилось гнать духов прочь.
Преподавать грамоту удэгейцам было сложно, так как ребята не привыкли сидеть на месте. Чтобы привлечь детей и заинтересовать их, Георгий брал в руки балалайку, садился посредине класса и начинал играть. Дети, внимательно слушая музыку, рассаживались по местам. И когда все успокаивались – начинал урок. Он был самоучкой и освоил музыкальную грамоту без посторонней помощи. Свою любовь к музыке и искусству он привил как маленьким, так и взрослым удэгейцам.
Помимо обучения удэгейцев русскому языку и письменности, Георгий Иванович сам изучал удэгейский язык. Письменность для этого народа изобрел профессор Е.Р. Шнейдер, по его учебникам он и учился.
Спустя некоторое время, удэгейцы сами начали привозить своих детей в школу. Причиной тому стала добрая молва о порядочных учителях, которые ответственно и с любовью выполняли свою работу. Для Георгия Кузьмина и его друга Анатолия Масленникова это была большая победа.
В сознании удэгейцев произошел коренной перелом.
В 1940-м году Георгия призвали в армию, во флот подводником. Он прошел всю войну, там же встретил свою будущую жену Лидию Алексеевну, которая служила связистом. В мае 1946 года они сыграли свадьбу. За свою долгую жизнь родили они 11 детей – 6 сынов и 5 девочек. После демобилизации, в 1948 году, Георгий Иванович вернулся в Гвасюги уже со своей семьей и продолжил учительскую работу.
43 года Георгий Иванович Кузьмин проработал учителем, воспитывая новое поколение удэгейцев, которые его уважали и ценили. Много испытаний выпало на его долю, но в какие бы тяжёлые времена он ни жил, всегда оставался человеком. Усердно работал, растил детей, общался с природой, умел выстоять наперекор обстоятельствам. И сохранил до старости живейшую восприимчивость, яркость памяти, юмор и веру в лучшее.
Комментарии
Надежда
Краеведческий музей района имени Лазо ведёт большую исследовательскую работу, выезжает в дальние поселки для сбора информации и экспонатов. Статья о Георгии Кочергине интересна, его судьба тесно переплелась с историей удэгейского села Гвасюги. Как приятно, что о нем помнят жителя села, а правнуки рассказывают о нем на мероприятиях для своих одноклассников.