Выпускники Малаховской детской еврейской колонии имени III Интернационала и их профориентация

Малаховская детская еврейская колония возникла в 1919 году, вскоре получила участок земли под огород и сформировалась как школа с сельскохозяйственным уклоном. Стиль жизни еврейской колонии составляли: самоуправление, активная трудовая деятельность и товарищеская обстановка. Дети воспитывались в духе творчества и сохранения традиций национальной культуры. Музыке учил детей Юлий Энгель, известный композитор, музыковед, собиратель еврейских народных песен. Рисование преподавал Марк Шагал; позже в своей книге «Моя жизнь» он напишет: «Я учил их живописи. Я их любил. Где вы сегодня, дорогие мои?» А ведь и в самом деле – Еврейская колония сделала 11 выпусков, и в течение всех этих лет Наркомпрос использовал её как базу для подготовки педагогов. Как же складывались судьбы выпускников?

Перед нами документы из ГАРФ – анкеты для поступления в учреждения профессионального образования (техникумы, ФЗУ, Профшколы, ШКУ, Профтехкурсы и на специальные курсы Соцвоса). Анкеты заполнены в 1931 году 16 выпускниками в возрасте 15 – 16 лет.

Интересно проследить биографические данные этих 16-ти – 8 юношей и 8 девушек. Из них 10 до того, как попали в Малаховскую детскую еврейскую колонию, воспитывались в других детдомах, а 6 воспитанников никогда не жили ни в каких учреждениях, кроме нашей колонии. Среди наших респондентов – 7 пионеров и 7 комсомольцев.

Отдельный вопрос – из каких семей были эти ребята? У двоих воспитанников нет ни родителей, ни какой-либо информации о них. Ещё у двоих указано, что отца и матери нет, но сообщается их род занятий: видимо, родителей воспитанников на данный момент не было в живых. У одного воспитанника оба родителя живы, но находятся на иждивении своих старших детей. Многие происходили из неполных семей: у троих есть отец, но нет матери, у шестерых отца нет, а мать – «домашняя хозяйка» или на иждивении родственников. То есть подавляющее большинство не были круглыми сиротами, но в семьях сложилась трудная ситуация, почему дети и попали в детдом. Что касается социального происхождения: у двоих воспитанников отец был кустарём, у пяти – рабочим, у двоих отцы указаны как «чернорабочие», у одной девочки отец – крестьянин, у другой – служащий.

Почти одинаково воспитанники ответили на вопрос «С какими видами труда ты знаком»: перечислили сельское хозяйство, огородничество, слесарное, столярное и швейное дело. Производственная практика в детских домах была, конечно, общей тенденцией, но здесь мы видим и проявление национальной политики 1930-х годов: после ликвидации рыночной экономики в конце 1920-х годов многие евреи – мелкие торговцы, ремесленники – лишились средств к существованию, и власти видели решение проблемы в том, чтобы привлекать еврейское население в ряды рабочих и крестьянства. Это очень ярко прослеживается далее по анкетам.

Основная цель анкет – воспитанники колонии выбирают профессию, которой они хотели бы в дальнейшем обучаться. Наши респонденты выбрали для себя следующие профессии:

токарь по металлу – 5 человек, просто «металлист» – 2 человека, просто «токарь» – 3 человека,

слесарь – 3 человека,

электротехник – 1 человек,

точный механик – 1 человек,

идти в текстильное дело – 1 человек.

Ребята обосновали свой выбор просто: «нравится», «интересно», «работа будет по силам».

16 человек хотели бы обучаться в различных ФЗУ (из них 8 назвали конкретные учебные заведения). 1 воспитанник изъявил желание учиться в Московском электротехникуме.

Все респонденты в схожей форме ответили на вопрос «Как ты видишь своё участие в советском строительстве? Лазарь Горький пишет: «Буду выполнять по силам всё, что необходимо для соц. строительства. Постараюсь влиять на рабочих, чтобы они стали ударниками». Хана Снег: «Постараюсь быть ударницей. Буду работать по коммунистической линии. Буду принимать активное участие в выполнении проффинплана. Буду проводить все мероприятия партии». Исаак Фридлянд: «Буду помогать своей работой советскому строительству».

7 человек воспользовались возможностью выбрать вторую профессию (на случай, если не удастся получить первую). Вера Якубович не оставила пустой эту графу, но лишь для того, чтобы сообщить, что она хочет быть «только токарем по металлу».

Лишь 4 человека ответили на вопрос «Как повлияла школа на выбор профессии?».

Например, Маня Глузман пишет: «Будучи в школе, я работала на ГЛЗ. Больше всего меня заинтересовала работа на токарном станке»; Татьяна Струль: «Наша школа работала на заводе, и эта практика выучила работать на токарном станке».

Кто же принимал окончательное решение о дальнейшем обучении и трудоустройстве воспитанников? С одной стороны – профконсультация, с другой – школьный совет. Не всегда их выводы совпадали. Что касается наших шестнадцати ребят, восьми из них «дали добро» на учёбу и впоследствии на трудоустройство по выбранной специальности. Одна анкета не содержит заключения, графа пуста. В двух случаях профконсультация и школьный совет сочли, что вторая выбранная воспитанниками профессия больше подходит для них. В пяти случаях школьный совет и профконсультация разделились во мнениях. Преимущество школьного совета было в том, что члены совета знали каждого воспитанника, представляли себе его способности и силы. Хаим Пузайцев изъявил желание стать слесарем, но школьный совет пришёл к неутешительному выводу, что это ему не по силам: «Желание воспитанника не совпадает с заключением профконсультации. Его можно послать на производство на лёгкую физическую работу, по заключению педагогической лаборатории – умственно отсталый». Обратный случай – Маня Глузман выбрала профессию токаря, и профконсультация такой выбор не одобрила, но школьный совет поддержал воспитанницу: «Школьный совет не согласен с заключением профконсультации (её посылают на швейное, текстильное и пищевое). Она вполне справится (на основании наших наблюдений) с более сложным трудом. Могла бы учиться в ФЗУ «Мосэлектрик» в ламповом отделе». В случае Гени Гинзбург школьный совет склонялся ко второй из двух выбранных профессий: «Гинзбург должна быть направлена в ФЗУ Химического производства. Заключение профконсультации: ФЗУ швейное, на трикотаж». Татьяна Струль хотела стать токарем по металлу, а профконсультация направляла её на швейное производство (на трикотаж); школьный совет высказался в пользу второй профессии, которую выбрала Татьяна, – «работать на моторе».

Все заполненные анкеты необходимо было отправлять в Соцвос ОБЛОНО, где и принимали окончательное решение по профориентации старших воспитанников Малаховской детской еврейской колонии и других детских домов.

О дальнейшей судьбе этих 16-ти выпускников 1931 года сведений у нас нет. Весьма вероятно, что потом никто из этих юношей и девушек не жил в Малаховке: будучи направлены в различные ФЗУ, потом распределены на работу, молодые люди, скорее всего, осели в разных городах. Но именно в Малаховке им помогли встать на ноги, их выучили, наставили и направили!



Дарья Давыдова,

зав. научно-просветительским отделом Музея п. Малаховка

(подразделение МУК "Музейно-выставочный комплекс" г.о. Люберцы)