Я - дитя войны…

А вот эту самую ВОВ я помню с первых дней до 9-го мая 1945 года. Отрывочно, но ясно.

Первое впечатление: что-то случилось непонятное. Квартирная хозяйка, у которой мы с мамой жили в с. Никольском Днепропетровской области, вдруг с проклятиями бросилась ловить и рубить кур, проклиная «антихристов фашистов». А мама на работе пропадала до позднего вечера. Мужчины, которые помоложе, собрались у сельсовета. И дядя Ваня (мамин младший брат) тоже был с ними. Мама плакала, а за ней и я начала реветь. Слышала только «Добровольцы», понять ничего не могла. Дядюшка подарил мне ватную лягушку под грибком, успокаивал: «ты скоро поплывёшь в озере своих слёз вместе с лягушкой». Потом все стали говорить: «эвакуация», жалеть мою маму: «Як ты там будэш командувать отыми дидами и каликами…?» (Её назначили ответственной за эвакуацию скота в тыл, за Волгу).

Помню, что меня четырёхлетнюю посадили в крытую повозку, запряженную парой лошадей. Возчик был хромой дядя, с ним жена и грудной ребёнок. Они должны были опекать меня. А мама верхом на лошади объезжала гурты скота; коров, овец. Лошадей получше забрали для нужд армии. И вот всё это двинулось на восток. Овцы элитные распределялись по таким же бричкам как и наша. Остальных резали. Для меня это было такое потрясение: знакомую овцу режут!

К Макеевке мы подъехали в полдень. И я впервые увидела немецкие самолёты с крестами на крыльях. Они не бомбили, улетали дальше на Восток. Переправляясь через Сев. Донецк, наша бричка опрокинулась. Хорошо, что возница высадил нас с тётей Ниной, а сам пытался по мелководью переправиться. Ему помогли спасти наши пожитки и вытащить бричку. Но крыша железная утонула. Утонул и наш патефон. Уже наступала осень, а мы продолжали свой путь. Помню холодный дождливый вечер. Старики глядели на небо с тревогой: «Снег будет…». Кругом степь со скирдами соломы, жилья нет. Оставшихся коров доили почти ночью. На ночлег устраивались кто где. Мы с мамой в скирде в проделанной нише. Хорошо, что всё же пуховые одеяла у нас были (мамино приобретение с ВДНХ, участницей которой она была в 1940 году). Проснулись, а вылезти не можем, мокрый снег к утру замёрз. Откопали нас «деды». Двинулись дальше. Остановились в с. Михайловка Айдарского района Луганской области. Поселили нас с мамой в конторе колхоза. Разместили оставшийся скот. Снова мама целый день на работе, я – одна, до темна. Здесь-то я и услышала грохот пушек. Наши долго не сдавали Донбасс. Немец в 1941 был под Москвой, а Донбасс оставался свободным.

Во двор конторы вошли два танка, они пахли жженым железом, непривычно…

К нам на постой в комнатку поставили экипаж одного танка, четыре человека, дали дров, угля, свиного мяса, муки и соли. Пока танкисты ремонтом занимались, мама нарезала мелко мяса, наварила большущий таз «пельменей» величиной с украинский вареник, полила вытопленным салом. Голодные танкисты накинулись на еду, а один из них отказался наотрез. Но так как ничего больше не было, съел несколько штук и говорит: «Кончится война, скажу жене, навари вареников с мясом…».

Ночью мама перестирала их бельишко, развесила на веранде. Через день они опять были на передовой…

По распоряжению эвакопункта весь наш табор разбросали по сёлам Ново-Айдарского р-на. Мы с мамой оказались в с. Спиваковка. Мама стала работать ветеринарным врачом, так же работала с утра до ночи. Вдали на железной дороге пылали пожары, но в нашем селе было довольно тихо, а в июне-июле 1942, опять эвакуация, опять дорога, степь голая, отступающие солдаты… И вдруг, рёв самолётов и пулемётные очереди по людям, по скоту… Мама хватает меня на руки и бежит сама не зная куда, а самолёты на бреющем строчат и строчат… Мне не страшно – со мной мама… А мама бежит, бежит, падает на меня и только шепчет: «Боже, если смерть, так двоих сразу…». Самолёты улетели, «убыточных» похоронили и продолжили путь к Дону. По дороге нас несколько раз бомбили, мы прятались где могли…

В Спиваковке поселились на окраине села возле леса. Хозяйка парализованная бабушка, две дочери и двое внучат. Познакомилась с соседскими детьми, речка рядом, чего еще человеку нужно? Правильно: научиться плавать. Что и было выполнено незамедлительно… Чем маму чуть до инфаркта не довела. Пошли с ней на Айдар, я – прыг в воду, нырнула и поплыла под водой: во – какая я!. А мама упала, дети её уговаривают: Тётя, Линка давно плавает и ныряет».



Всё кончилось разом. В село приехал комендант с переводчиком и охраной на двух танках. Выбрали старосту, назначили полицаев, арестовали 10 коммунистов, согнали народ на берег старицы р. Айдара. Расстреляли их на глазах односельчан. Чтобы не рыть могилу, обвалили берег…

Среди расстрелянных был председатель сельсовета Воронов, муж моей первой учительницы Еликониды Игнатьевны, и одна старая большевичка…

А нам снова «повезло». На постой к нашей бабушке поставили молодого немца. Спокойный такой фриц. Играет на аккордеоне, ходит в френче, трусах и сапогах, а на голове фуражка. Казачки такого чуда ещё не видели, хохочут над ним, а он и в ус не дует. Спит на лежанке, благо – лето. Он и бабушка в горнице, а мы вшестером – в кухоньке.

Раз женщины раздобыли семечек подсолнуха, навыжимали масла бутыль, поставили на лавку в горнице, а ночью была гроза, ветер, дождь (на Украине это называется воробьиная ночь), окно с рамой грохнулось на бутыль с маслом, немец подскочил, схватил автомат: «Партизан, партизан…» Еле-его успокоили.

Однажды у мамы спросили: «Сергеевна, что за имя у твоей дочки – Сталина? Окрести ты её». И вот в феврале 1943 бабушка-монашка повела меня за 12 километров в с. Денежниково, где меня окрестил какой-то дедушка и сказал: «Теперь ты Полина, девочка, помни это…»

После освобождения Днепропетровской области мы вернулись домой. Закончив среднюю школу, я поступила в Киевский институт водного хозяйства и начала работать. Приходилось строить промбазы, дороги, каналы для орошения. В 1961 году, по запросу треста «Примводстрой» г. Уссурийска приехала в Приморье. В Приморье только начинались разворачиваться мелиоративные работы, специалистов не хватало, техники тоже, а планы у правительства были огромные: осушение и освоение залежных земель, развитие рисоводства. Проектировать все системы призван был «Дальгипроводхоз», а нам внедрять эти проекты. Работа была интересная, сама земля приморская сильно отличается от степей Днепропетровщины и юга Украины. Там надо было снабжать водой поля, а здесь наоборот: осушать, корчевать, осваивать. Ещё в школе меня привлекло Приморье: в коридоре висела огромная картина «В Уссурийской тайге» с огромным тигром на переднем плане. Думала, вырасту, буду жить где есть лес, зелень, трава… На моей Родине к июлю всё стояло желтое, выгоревшее, а когда из Кара-Кумов ветер нёс тончайшую пыль, солнце проглядывало синим пятачком. А в Приморье – раздолье трав, цветы, которые у нас в сёлах выращивали как диковинку, тут тебе и ландыши, и лилии и пр.

Всем сердцем полюбила я эту землю…

В 1963 г. пришлось расстаться с любимой работой ради любимого человека: вышла замуж за энергетика, переехала в п. Артёмовский, родила двоих сыновей, воспитывала двух приёмных дочек. Пришлось менять специальность. Теперь техническая информация, изобретательство и рационализация были в моём ведении. Пришлось учиться, учиться и учиться… И так 26 лет. Схоронила мужа в 1985 году, благо, девочки были уже замужем, мальчишек пришлось доучивать самой. Все четверо получили высшее образование.

Работая в «Дальэнергоремонте», 13 лет была членом завкома, отвечала за работу с детьми, была членом поселковой комиссии по делам несовершеннолетних. Выйдя на пенсию работала сторожем в ведомственном садике. Почти все мои «подопечные» неблагополучные подростки по вечерам были, так сказать, при мне: перелазили через забор, рассаживались в павильончиках… и начинались их ночные посиделки. Приходилось буйных успокаивать, а вообще-то, в такой неофициальной обстановке, эти подростки раскрывались, по-другому вели себя. Некоторые нашли свою дорогу в жизни достойную, иные погибали от наркоты, но каждый оставил свой след в моей памяти…

Иногда встречаются уже солидные папаши, даже дедушки, остановят и рассказывают о себе, о семье. Младший сын как-то при такой встрече присутствовал, не выдержал и говорит: «Такое впечатление, что все грэсовские хулиганы у тебя в друзьях…»

Мне уже, как говорится, «за…» и, по среднестатистическим показателям, жизнь постепенно идёт на убыль. Но почему-то, воспоминания о своём нелёгком детстве, о людях, которые были мне дороги, всё чаще согревают душу и наполняет её силами жить дальше.